Дорогие наши читатели! Весь этот год мы были вместе, за что редакция “Гардинфо” вам искренне благодарна. Спасибо всем, кто шагнет с нами и в год новый. До нового года остаются считанные мгновения, а значит, пришло время поздравлений.
И, напоследок. Мария Баченина и Александр Милкус (радио “Комсомольская правда”) вместе с историком Михаилом Москвиным-Тархановым вспоминают, откуда пошла в России традиция отмечать Новый год. Почитать интересно)
А. Милкус:
– И елка не сразу появилась, и дед Мороз… Вот сейчас мы с Михаилом Ивановичем поговорим. Михаил Иванович, давайте сначала не про оливье, которое не оливье, а про Новый год. Вот та традиция, которой мы следуем и которую уважаем и любим, она ж появилась только к середине 30-х годов прошлого века. То есть, даже ста лет еще нет?
М. Москвин-Тарханов:
– Да, в 1935-1937 годах она появилась. А вот сама Рождественская традиция, которая перешла на новогоднюю, она сложилась в середине 19-го столетия.
А. Милкус:
– Только в середине 19-го столетия?
М. Москвин-Тарханов:
– Да, да, все берут от Петра Первого, потому что он издал указ новый год праздновать, фейерверки пускать, а потом это все вместе с Петром и ушло в прошлое. А началось все в Москве, в 1817 году. Тогда сюда приехал молодой великий князь Николай, будущий император, со своей женой, Александрой Федоровной, до крещения в православии Шарлоттой Мекленбургской. Им было 19-20 лет. Она очень захотела елочку, как у себя на родине.
М. Баченина:
– А у них уже бывали, да?
М. Москвин-Тарханов:
– Да, это старая немецкая традиция, она уже 200 лет там существовала, и они нарядили в Кремле елку, они были в Москве в это время. И они нарядили в Кремле елку и это была первая елочка. И дальше в императорском дворце на Рождество каждый год наряжали елку. Ну, если у императора елка, то скоро она будет у всех аристократов – и пошло, и пошло, и пошло. И в Петербурге началось вот это царство рождественских елок.
А. Милкус:
– Рождественских?
М. Москвин-Тарханов:
– Рождественских! И потом рождественские елки где-то в 50-е годы позапрошлого века вдруг охватили все пространство. Так всем понравилась эта елка – с подарками, с золочеными орехами, с Вифлеемской звездой! Начала складываться рождественская традиция.
А. Милкус:
– То есть, то, что описано в «Щелкунчике», по сути дела?
М. Москвин-Тарханов:
– Да, да. Кстати, «Щелкунчик и Мышиный король» очень стало популярной вещью, и потом был поставлен балет «Щелкунчик», правда, он был поставлен в Петербурге, в Москве он только в 19-м году, во время гражданской войны, был поставлен. И постепенно-постепенно вот эта традиция охватила всю страну и сложился целый церемониал. Сначала Рождество – это семейный праздник. И у императора это был семейный праздник, и во всех домах это был семейный праздник. Потом целых шесть дней детских праздников. Детские балы в Дворянском собрании, самые любимые губернаторские, а у нас – где сейчас Моссовет, напротив Юрия Долгорукова. Потом такой как бы такой народный бал в здании Манежа. Все это детские праздники, причем, до 10 тысяч детей участвовало в этом. Это очень много. И наконец сам Новый год, который приходился через семь дней после Рождества – на празднование обрезания Господня. Это был взрослый праздник. И праздновался он как обычно не дома, а где-нибудь в ресторанах. Самый популярный был ресторан «Метрополь». Потом «Яр», потом «Савой».
М. Баченина:
– Подождите, «Метрополь» – это который на площади Революций или который на Манежке?
М. Москвин-Тарханов:
– Который на Манежной площади. Около Манежной площади. Значит, вот эти все гостиницы были наполнены – «Яр», «Прага» – были наполнены гостями. Ну, в некоторых случаях и дома праздновали. Причем, праздновали с шампанским, с весельем. Это был сугубо взрослый праздник. И есть такой филь – «Юность Максима», старый-старый фильм, в нем старого большевика Поливанова играет мой дед – Михаил Михайлович Тарханов – и вот все начинается в новогодние праздники, когда отовсюду вылезают, вылетают, летят… Вот это все очень характерно для того времени. А на следующий день, 1-го числа, да, выпивали 20 тысяч ведер шампанского!
А. Милкус:
– Только в Москве?
М. Москвин-Тарханов:
– Только в Москве. 20 тысяч ведер!
М. Баченина:
– Бедные дети! Где-то там ждали, пока родители протрезвеют?!
А. Милкус:
– Родители. А дети играли с только что полученными подарками.
М. Москвин-Тарханов:
– Да, дети свое уже отбыли и готовились учиться в гимназии. Или там чем-то заниматься полезным. И на следующий день со страшно больной головой надо было ехать поздравлять начальство.
А. Милкус:
– Это 1 января?
М. Москвин-Тарханов:
– Да. И все начальство ждало подарков. Никчемных и ненужных. Все тащили каких-то фарфоровых собачек, какие-то вазочки, какую-то ерунду, а правило было в Москве железное – дареное никогда не дарят. Никогда не передаривается. Передарить дареное – это очень плохая примета и очень неприятные последствия. Дареное не продается. Значит, где-нибудь в чулане образуется склад вазочек, собачек и всего прочего. Но тут важна честь. И потом придумали такую штуку. Значит, я публикую в газете или просто объявляю, что все деньги, которые я на подарки начальству запланировал, я отдаю на благотворительность. И начальство вздыхало. Благодарное. И сами дарители тоже. Но не все начальники, некоторые начальники считали, что их обошли вниманием. И потом куда девать эти подарки? Придумали благотворительный базар или куда-нибудь в детские приюты, потом продажа вот этого всего, чтобы это все можно было реализовать, и вот эти подарки гуляли по всей Москве.
М. Баченина:
– У меня вопрос. Подождите, господа, вот 1 января, когда все руководство, все начальники ждали подарков, ну, если они 31-го праздновали, это что ж за оказия такая – идти на работу, чтобы принимать эти подарки с больной головой?
М. Москвин-Тарханов:
– Мучение! Все мучились! 1 число было мучение!
А. Милкус:
– Рабочий день был? То есть, принимали подарки на работе или дома?
М. Москвин-Тарханов:
– В царское время с этим делом было напряженно. Вообще что такое рабочий день у начальства – трудно сказать. В гимназиях каникулы, у студентов экзамены, а у чиновников – ну, в общем…
А. Милкус:
– Вчера гуляли в «Яре», сегодня на работу не пойдем…
М. Москвин-Тарханов:
– Да, да, 1-е число, даже если оно считалось рабочим у кого-то, оно было все равно нерабочее. У нас, кстати, тоже, попробуйте там кого-то найти на работе 9 января? Вот такая была сложная традиция. Но пришло время – началась война, империалистическая, как ее называли, 1914 года. Появилась масса патриотов истребить елку. Елка – немецкий обычай! И изничтожить елку! А все уже полюбили эту елку… Такая была семья Бэкманов – бедная-бедная немецкая семья, они жили в одном доме с моей семьей. И были друзья. Леонид Бэкман был другом моего деда и его старшего брата, сестры. Они вместе спектакли ставили. Леня пошел учиться на агронома. А потом у него родилась дочка Верочка и он в одном журнале нашел стишок «В лесу родилась елочка» и написал любительскую музыку к этому делу. Вот «Елочка» родилась в одном доме с моей семьей, так что вот это на Покровских воротах. И вот эта «В лесу родилась елочка» и все эти вещи – ну, тут же начались разговоры академиков и профессоров, что патриотизм заключается не в елочке, а совсем в других вещах. Спорили, спорили – пришла революция.
А. Милкус:
– И споры закончились?
М. Москвин-Тарханов:
– Нет, елочку не трогали.
А. Милкус:
– Не трогали?
М. Москвин-Тарханов:
– Сначала нет. Конечно, нашлось огромное количество людей запретить елку. Но тут почему-то вдруг, видимо, с подачи Крупской, а Крупская в это время собрала левых скаутов и делала пионерию, а там скауты разделились на правых и левых. Левые скауты шли в пионеры, а правые воевали с пионерами. И она как-то этими елочками занималась, и Владимир Ильич заявил, что нашли тоже чем заниматься?! Ерундой, чепухой, какой-то елочкой, когда нужно строить новое общество, план ГОЭЛРО и т.д. и т.п. И все заткнулись. Но в 1924-м началась вторая кампания. Воинствующие безбожники боролись с традициями Рождества и, естественно…
А. Милкус:
– Как церковного праздника уже?
М. Москвин-Тарханов:
– Как церковного праздника. И там бог знает что творилось. Но тоже потом, поскольку вожди перессорились между собой, они бросили это все дело и на четыре года это все остановилось. Но в 1928 году железной рукой Рождество было прекращено, переход на пятидневки, чтобы все сломать, и таким образом праздник был истреблен, елка была истреблена, и все затихло на шесть лет.
А. Милкус:
– Давайте мы и наших слушателей и зрителей включим в наш разговор. У нас идет трансляция и там можно в чате писать нам какие-то вещи, мы на что-то можем отреагировать, если это будет касаться темы нашей сегодняшней программы. Расскажите, как вы проводите свои семейные праздники новогодние, есть ли у вас в семьей традиции, что вы привыкли дарить? Как вы организуете все эти подарки, празднования и т.д. Нам очень интересно. А пока, Михаил Иванович, нас с Марией вот очень впечатлило, что в Москве дореволюционной на новогодние Рождественские праздники выпивали 20 ведер шампанского! А откуда вообще пошла традиция – почему шампанское? Почему не столовое вино, как тогда называли водку? Или там обычное вино?
М. Москвин-Тарханов:
– Не знаю. Наверное, потому, что в Рождественские праздники считалось, что неприлично быть пьяным. И в приличном обществе не напивались. А если напиваться – то на Масленицу. Вот это да. А на эти праздники, они связаны с религиозными важными вещами, с Рождеством Иисуса Христа, с воскресением, поэтому не хотелось бы этого делать. И потом, шампанское считалось легким напитком, оно вообще вошло в моду примерно тогда же, когда была елка первая. Дело в том, что до этого пили в основном красное бургундское – это считалось плохо, потому что красное вино не одобрялось, когда пьют его в народе, это вино причастия святого. А белое вино, типа бургундского, такого светлого вина, пила вся Россия. А вот шампанское – после взятии Парижа. Наши гусары там очень распробовали, да, распробовали и, когда захватили склады Клико, там очень много было бутылок, и выпили их там просто – ну, потому что трофей. Мадам Клико сказала – пусть пьют, это же гвардия, они же потом такие заказы сделают! Таким образом, получилась замечательная рекламная акция. Ну, это вот мы вернулись совсем в древние времена, а мы сейчас давайте переселимся в 1929 год. Бешеная энергия Ярославского союза безбожников, там Мейерхольд отличался, все остальные – вся левая гвардия давила эту несчастную елку…
А. Милкус:
– Творческая интеллигенция.
М. Москвин-Тарханов:
– Ну да, творческая интеллигенция специфического разлива. И, значит, елки все равно покупали. Если комсомольцы видели, что вы несете елку, у вас ее отбирали. Так ее распиливали на три части, завязывали в мешок и потом собирали из трех частей. И стало ясно, что елка стала некоей антифадой, скрытым сопротивлением. И тогда, в 1935 году Павел Постышев, старый большевик, к тому времени немножко уже сумасшедший, он спросил у товарища Сталина – а почему, собственно, мы елку истребили? А Сталин сказал – не надо, елку надо возродить. Но в другом качестве, в качестве не рождественской, а новогодней церемонии. Новогоднего церемониала. И елку возродили в 1935 году, праздник был объявлен, так сказать, народным, хорошим, полноценным, положительным, несущим совсем другие смыслы. И в 1937 году была первая елка в Колонном зале, которая стала де-факто главной елкой Советского Союза. Хотя Каганович и спрашивал у Сталина – это главная елка? А Сталин отвечал «у нас все елки главные», в своем стиле, но вот елка была возрождена. Но самое поразительное, вот сейчас только что был рассказ про маршала Жукова, который отстаивал Москву, – а что было в 1941 году на новый год? Значит, 6 декабря началось контрнаступление под Москвой, Москва в осадном положении. А осадное положение – это вообще страшный режим. Москва в тяжелейшем состоянии. Что мы видим? Продажа елок 20-го числа, елки, правда, очень низкого качества были…
А. Милкус:
– Но нарубили, завезли, подумали об этом…
М. Москвин-Тарханов:
– Да, нарубили и тащили, и тащили… выдано было шампанское на новый год. Но самое смешное… Объявление, значит, залит каток 22 декабря на Парке культуры, лыжные трассы, всякие другие развлечения. И самое поразительное – в зоомагазин на Арбате завезены австралийские волнистые попугайчики. Народ покупает волнистого австралийского попугайчика 24 декабря!
А. Милкус:
– 1941 года. Фантастическая история.
М. Москвин-Тарханов:
– Фантастическая история!
А. Милкус:
– Буквально вот за углом идут бои, отстаивают Москву…
М. Москвин-Тарханов:
– Да, да, да. Выдали муки большое количество каждому, на всякий случай, если будет штурм Москвы, чтобы был запас еды, а потом выдали спиртные напитки – шампанское, водку. Выдали на новый год всем москвичам, которые оставались здесь. Продлили на час комендантский час, о 12, обычно он в 11 начинался. И в метро, потому что многие ходили в метро – вдруг будет бомбардировка? – там прямо выпивали, закусывали, дружили, общались. В общем, все было очень даже мило. А 7 числа, на Рождество, сняли осадное положение.
А. Милкус:
– 7 января уже?
М. Москвин-Тарханов:
– Да, 7 января.
А. Милкус:
– Потому что ввели новый стиль и праздник Рождества, по православному обычаю, переехал с декабря на январь?
М. Москвин-Тарханов:
– Да. По православному обычаю, по вот этому несовпадению двух – григорианского и юлианского нашего церковного календаря. И что получилось? На новый год теперь елка, на елке висят игрушки, и Дед Мороз раздает подарки. А что делать с Дедом Морозом? Это что, святитель Николай, Санта-Клаус? Ну, нет, конечно, не может такого быть в советской действительности. И в царское-то время какое-то было сомнение – то ли это Мороз Воевода дозором который обходит владенья свои – то есть, такое языческое олицетворение мороза? Или это все-таки Санта-Клаус на оленях, который раздает подарки, святитель Николай, в традициях европейских?
А. Милкус:
– Ну, Николай Мерликийский.
М. Москвин-Тарханов:
– Да, да, епископ Мерликийский, святитель Николай. И придумали вот этого Деда Мороза. И у Деда Мороза должна быть внучка – он же дедушка. Откуда взялась внучка – загадка. Но мне кажется, что из «Снегурочки» Островского. Был поставлен балет «Снегурочка», был спектакль в Малом театре «Снегурочка». Вот Снегурочка, которая растаяла, вот эта вот девочка, вот так она тихонечко появилась у Дедушки Мороза. И постепенно складывалась традиция. Причем, традиция была сначала – Красная звезда обязательно, какие-то там крейсер «Аврора», еще чего-то, потом космонавты летали, и в 60-е годы вдруг все изменилось. Появился праздник традиционный. Я был на таких елках в своем детстве в Кремле, наверное, раз семь. Самая главная елка стала теперь не в Колонном Зале Дома Союзов…
А. Милкус:
– …а в Кремлевском Дворце Съездов!
М. Москвин-Тарханов:
– Нет. В Георгиевском Зале Кремля. А подарки раздавали в Грановитой палате. Вот это была елка. А во Дворце Съездов я был один раз – бестолковое гигантское меропрятие, скучнейшее до ужаса. А вот там…
А. Милкус:
– Спасибо большое. Вот вы сейчас мне детство прямо обрушили, потому что я-то был в Кремлевском Дворце, но я был чуть помоложе и для меня детское воспоминание фантастического дворца, праздника, раздавали подарки, причем, в пластмассовых таких… я помню, у меня долго потом была пластмассовая башня кремлевская и внутри были конфеты. Но самое интересное, что на улице было 20 градусов мороза и родителей, которые привезли малышей ко Дворцу, не пустили, и родители два часа с половиной ждали на улице, а потом они стояли вдоль таких оград и выхватывали своих детей, а детей вели… я уж не помню, где-то у Кутафьей башни, а родители кричали – вот он, мой, мой, иди сюда. Так вот, для того, чтобы родители согрелись, открыли несколько храмов, и они находились два часа в тепле. Так что вот у меня такие теплые воспоминания.
М. Москвин-Тарханов:
– У меня тоже теплые, но у меня более теплые о Грановитой палате.
М. Баченина:
– Слушайте, в Грановитую палату сейчас сложно на экскурсию попасть! Потому что дорого! А тут подарки там вручают!
М. Москвин-Тарханов:
– Да, да, да.
М. Баченина:
– Потрясающе!
А. Милкус:
– Михаил Иванович говорил, что Снегурочка появилась из произведений Островского.
М. Москвин-Тарханов:
– Это мое мнение.
А. Милкус:
– Это подтверждается историками. Но самое интересное, что она появилась, и этот персонаж был еще в XIX веке на рождественских праздниках, но это была маленькая девочка Снегурочка. И девочки на новогодних праздниках одевались, как Снегурочки. Получается, что это младший, средний школьный возраст. А уже в советское время, в 60-е годы, Снегурочка подросла и стала юной девушкой, помощницей Деда Мороза. И закрепилось это после фильма «Морозко» в 1964 году. То есть в принципе нынешний пантеон новогодних героев – это 60-е годы.
М. Москвин-Тарханов:
– Да. Вьюга, которая хочет что-то сделать плохое, какой-то там волк и т.д. Я же из актерской семьи, я первый не актер в семье, у меня гигантский клан артистов. И артисты разные. Когда начинается Новый год, это детские утренники. Это «Синяя птица», где моя мама стоит Душой Света, а мой папа играет Пса. Это спектакли других театров – «Маленький принц» и т.д. И это елки. А на елках молодые артисты подрабатывают – скачут зайцами, оленями и т.д. Новый год в нашей семье – это был непрерывный труд: вечерний спектакль, утренники, елки, бог знает что. Мои родители уставали, как незнамо что. А самое страшное – это первая «Синяя птица» в 10 утра 1 января.
М. Баченина:
– А зрители были?
М. Москвин-Тарханов:
– Зрители были, дети была.
М. Баченина:
– Суровые люди тогда были.
М. Москвин-Тарханов:
– Да. Ну, как-то держались, выходили, несмотря на то, что в 5 утра присели (даже не легли). Выходили, работали, и дети были довольны. И сложилась целая эта система. А спектакль «Синяя птица», там дети смотрят, как богатые дети празднуют Рождество. «Синяя птица» и балет «Щелкунчик». Балет «Щелкунчик» впервые был поставлен в Москве в 19-м году. Там были внесены изменения. В «Щелкунчике» в Петербурге плясали детишки из хореографического училища. Здесь в основном стали взрослые. Немножко уменьшили количество фей Драже. И спектакль пошел, пошел, пошел. И вот сейчас в Большом театре можно посмотреть, в программе «Щелкунчик», билеты не достать, они стоят безумных денег. В общем, «Щелкунчик» у нас поселился навеки.
А. Милкус:
– Михаил Иванович, давайте от такого организационного освещения попробуем разобраться с кулинарным. Мы про шампанское поговорили. А откуда то, что мы называем оливье? Ведь на самом рецепте повара Оливье не было этих ингредиентов.
М. Москвин-Тарханов:
– Не было. Там рябчики резаные, икра черная и бог знает что.
А. Милкус:
– Почему сложился наш стол вот так? Ну, шампанское ,понятно, оливье, «какая гадость, эта ваша заливная рыба», селедка под шубой.
М. Москвин-Тарханов:
– Ну, и всякие другие салаты – «Мимоза», еще что-то, с грибами, такие, сякие. В общем, главное – это оливье.
А. Милкус:
– Но как он трансформировался. Видимо, постепенно заменяли те ингредиенты, которые были в дореволюционные годы доступны и понятны.
М. Москвин-Тарханов:
– Я думаю, что действительно салат оливье связан с рестораном Оливье, но связан через Гражданскую войну, когда вместо того оливье, который… Вы не представляете себе, что делалось в Москве во время Гражданской войны. Около 200 театров кабаре открылись с 1918 по 1920 год. Вся Москва плясала, рисовала, танцевала и бог знает что творила.
А. Милкус:
– Поэтические вечера…
М. Москвин-Тарханов:
– А еды не было. Поэтому на лампадном масле нажарили какую-нибудь морковку, и это счастье называлось котлетой. Оливье, видимо, это как раз дитя Гражданской войны. Добыли соленого огурца и картошки, перемешали, луковицу нашли – вот вам и оливье. Я думаю, что это вот так произошло, что это прошло через определенные голодные годы и трансформировалось вот в это другое блюдо с тем же названием.
М. Баченина:
– А что было самым главным блюдом новогоднего стола, если сравнить тогда и сейчас?
М. Москвин-Тарханов:
– Героем новогоднего стола был поросенок жареный, ветчина, рождественские кексы, которые доедали, потому что их начинали есть под Рождество, а под Новый год уже до конца доедали. Ну, и все, что было мясное. Потому что Рождество закрывает пост, Рождественский пост кончается. А сейчас у нас наоборот. Сейчас Рождественский пост продолжается после Нового года. Но сейчас вообще произошла трансформация. Потому что Старый Новый год появился и Рождество европейское. Люди стали ездить, смотреть, какие там праздники. Так что у нас теперь все начинается 25 декабря, а заканчивается 15 января. Это в лучшем случае. Потому что дальше Крещение с прорубью, а у некоторых еще Татьянин день.
А. Милкус:
– Татьянин день – это вообще 25 января.
М. Москвин-Тарханов:
– Да. Ну, это студенты, преподаватели…
А. Милкус:
– То есть месяц – гуляй не хочу, есть повод.
М. Москвин-Тарханов:
– Есть повод. Таких поводов у нас три. Первый повод – это громадный такой массив зимний, потом массив весенний, Масленица, плавно переходящая в 8 марта, и пасхальные события, плавно переходящие в 1 мая, 9 мая и т.д. Хорошо это или плохо? Я считаю, очень хорошо. У нас депрессивный климат. Как начнется все в конце октября, и так и тянется до конца апреля. И вот эти перерывы, они разбивают зиму на какие-то отрезки, и легко мы ее переживем. А так, представляете себе, что было бы, если бы не было новогодних праздников, как бы мы себя 1 февраля чувствовали. Как будто нас катком переехало. Поэтому очень даже хорошо.
А. Милкус:
– Михаил Иванович, у вас очень известная театральная, интеллектуальная семья. Какие у вас семейные традиции?
М. Москвин-Тарханов:
– Семейные традиции были в разное время разные. Потому что менялась ситуация из-за того, что родители много работали на праздники. А сейчас у нас традиция такая. 25 декабря мы, как правило, собираем всех-всех маленьких детей у нас дома. Елка к тому времени наряженная, стоят эти самые всякие ангелы…
А. Милкус:
– Подождите. Вы сразу скажите, у вас живая елка или искусственная?
М. Москвин-Тарханов:
– Живая. Но небольшая. Раньше мы делали большую елку, теперь покупаем небольшую елочку.
25-го все у нас кончается. И дальше Новый год мы встречаем на даче уже (первая часть – в Москве). Новый год встречаем самым обычным образом. Слушаем речь, чокаемся шампанским, а дальше дарим друг другу подарки. Дети получают подарки, прочитают какой-нибудь стишок и т.д., угадывают, от кого какой подарок. Это целая церемония.
А. Милкус:
– Стишок – эта традиция осталась?
М. Москвин-Тарханов:
– Да. А на Рождество мы идем в церковь, там до первой звезды находимся. Первая звезда не на небе загорается. Первая звезда загорается в алтаре. Это свечка о том, что родился Христос, после литургии. Вот что называется первой звездой. Потом идем домой, уже в малом составе близких людей, спокойно закусываем. Но все это уже в спокойном режиме. Самое беспокойное – 25 декабря, когда толпа детей бегает, кишмя кишит и чему-то там радуется. Старый Новый год не отмечаем, просто вспоминаем его.
М. Баченина:
– Михаил Иванович, мы недавно обсуждали подарки и традиции подарков. Что нужно дарить? Сейчас же дети хотят максимально дорогие подарки, потому что есть возможность попросить у Деда Мороза новый смартфон какой-то или компьютер. Были мнения, что всегда дарилось что-то, что оставляет душевный след и какую-то память. Хотелось бы поговорить про подарки с историей и про то, что стоит хранить в каких-то традициях.
А. Милкус:
– Михаил Иванович, у вас есть какая-то традиция, понимание? Подарок должен быть дорогой, он должен быть запоминающийся или всем одинаковые? Вы говорили, что у вас много детей собирается на рождественские, новогодние праздники.
М. Москвин-Тарханов:
– Опять же, возвращаемся в старое время, когда император Николай и его супруга Александра Федоровна установили правило, что подарок не должен быть дорогой, он должен быть как-то связан с человеком, как-то направлен в его личность, понятен ему, может быть желанным, но недорогим. Дарить дорогие подарки (особенно детям) считалось неправильным. Это не то время, когда дарят дорогие подарки. Дорогие подарки дарят к каким-то событиям личного масштаба – окончил гимназию, может быть, на день рождения, на какую-то круглую дату. А это подарки запоминающиеся и как-то связанные с человеком. Ты должен посмотреть на подарок и понять, что человек, который тебе это подарил, тебя понимает, он знает, что тебе понравится. Это может быть полная ерунда, а может быть довольно ценная вещь. Не это главное. Главное, чтобы это было какое-то личностное измерение.
А. Милкус:
– Ну, например?
М. Москвин-Тарханов:
– Ну, например, какая-нибудь игрушка, купленная на благотворительном базаре. Мы знаем, что кто-то любит собирать грибы или кто-то любит готовить. И что-то такое, связанное с этим, какой-нибудь пузатый человечек с поварешкой, еще что-то. Чтобы это была такая симпатичная игрушка, и чтобы она была с хорошим вкусом. А это можно найти. Но для этого надо искать. Можно найти духи, но это очень трудно – подарить духи, даже своей собственной дочери. Ты можешь думать, что это ей понравится, а она скажет: нет, что-то там не то.
М. Баченина:
– А то, что иногда люди друг другу заказывают, намекают или говорят прямо (особенно это практикуется между мужем и женой), это как воспринимать?
М. Москвин-Тарханов:
– Нормально. Потому что, как говорила моя мама, дорог не подарок, дорого внимание. И это было правило. В общем, когда начинается разговор о том, кто кому что подарил и сколько это стоит, это то, о чем в моем детстве говорили: мещанство, мещанская среда. Эта убогая коробочная жизнь, где все определяется ценником. Это совершенно не годится.
А. Милкус:
– Михаил Иванович, есть детская вера в Деда Мороза. В какой момент стоит все-таки сказать, что Деда Мороза нет? Я знаю семьи, где поддерживают веру в Деда Мороза максимально долго для детей. Вы приглашаете Деда Мороза?
М. Москвин-Тарханов:
– Никогда. Зачем? Если мы захотим изобразить что-то, то сможем. Кто-нибудь из моих друзей.
М. Баченина:
– Актерская семья.
М. Москвин-Тарханов:
– Я помню, правнук Константина Сергеевича Станиславского, покойный Костя, мой друг большой, он однажды тоже нарядился в какой-то халат, Деда Мороза изображал у нас на детском празднике. Понимаете, мы рационалисты. Мы верующие люди, с одной стороны, а с другой стороны, рационалисты. Поэтому говорить детям о том, что он существует, – нет. Это такая сказка, пришедшая в ваш дом, это спектакль, это зрелище. Это условная вера. И с самого начала эта вера у нас условная.
А. Милкус:
– А раздача подарков происходит каждому ребенку лично в руки или утром, как в «Щелкунчике», просыпаются, прибегают к елке, под елкой…
М. Москвин-Тарханов:
– Ночью берется мешок. Мешок открывается. Ребенок делает круглые глаза и начинает доставать предметы. А мы спрашиваем: «А кто это подарил, как ты думаешь?»
А. Милкус:
– То есть у каждого ребенка свой индивидуальный мешок?
М. Москвин-Тарханов:
– Да, индивидуальный мешок. Там сложили подарки, и ребенок (и взрослые тоже) пытается угадать, кто подарил именно этот подарок.
А. Милкус:
– Вслепую или уже открыв?
М. Москвин-Тарханов:
– Открыв. Говорят: вот это подарила точно наша бабушка, а вот это – точно… «Нет, это не папа». – «Как не папа?» – «Ой, я понял, кто это». Вот таким способом. Это тоже личностное измерение, это тоже очень важный контакт. Вообще самое главное – контакт и спайка в семье. Потому что человек может жить в большой семье и быть абсолютно одиноким, а может жить с друзьями и товарищами и чувствовать, что даже голова иногда болит, как вообще мы сплелись, в какой клубок.
М. Баченина:
– Новый год – это исключительно семейный праздник или можно идти в рестораны, к друзьям? Или нужно все-таки дома, с семьей?
М. Москвин-Тарханов:
– В старину ходили в рестораны.
М. Баченина:
– Прямо в ночь с 31-го на 1-е?
М. Москвин-Тарханов:
– Да. Ну, когда это было после Рождества. А сейчас наше мнение, что Новый год – праздник открытый, могут быть разные гости, а Рождество – праздник более семейный, только близкие. И так было и во времена XIX столетия: Рождество – семейный праздник. А Новый год, когда его праздновали… Ну, это опять с Николаем Павловичем связано. На Новый год они брали статуэтки фарфорового завода и разыгрывали благотворительные билетики. Кому-то доставалась собачка, кому-то – вазочка, кому-то – чашечка.
А. Милкус:
– Но из рук императора.
М. Москвин-Тарханов:
– Но из рук императрицы. А вот Рождество встречали Великие князья, их родственники, няни, камердинер, учитель, доктор. Вот какая компания сидела за столом у императора.
А. Милкус:
– Няни сидели за одним столом с императором?
М. Москвин-Тарханов:
– Конечно. И няни, и старый лакей который приходил, который уже не служит. Это был семейный праздник, это члены семьи. Чем отличается хамская порода от благородной? Она отличается тем, что старая прислуга – это члены семьи. А у хамской породы, у них это всегда тот, о кого вытирают ноги. Вот это резко показывает, из какого ты сословия, из какого ты класса. Это больше показывает, чем то, что ты читал или что ты на себе носишь.
А. Милкус:
– То есть отношение к людям.
М. Москвин-Тарханов:
– Отношение к людям. Отношение к людям – особая вещь. Унижать человека ниже себя по положению – это себя не уважать.
А. Милкус:
– Очень важно, что Новый год, Рождество, эта череда праздников – это возможность действительно укрепить семью. И это возможность побыть вместе. Потому что все заполошные – работа, у детей окончание четверти, полугодия и т.д., у студентов скоро начинаются каникулы. И вот это время общения друг с другом – это, наверное, самое важное, что дает нам тепло друг к другу.
М. Баченина:
– А я хочу услышать совет для современных семей. У нас будут долгие новогодние праздники. Чем заняться в новогодние праздники?
М. Москвин-Тарханов:
– С детьми, пожилыми людьми, в семейном кругу. Крепить связи человеческие. Интернет – это опасная, хищная вещь века, она делает вас вроде бы присутствующим во всех частях земного шара и одновременно совершенно одиноким. Вы получаетесь, как человек толпы. Вот в толпе вы вроде бы с огромным количеством людей и абсолютно одиноки. Крепить семейные связи, близкие, дружеские, человеческие отношения – вот, видимо, задача новогодних и рождественских праздников номер один. Ну, и отдохнуть, конечно.
М. Баченина:
– Главное, еще погулять. Для меня это главная проблема – куда-то выйти, погулять. Мне всегда хочется посмотреть украшенную Москву, пусть даже не празднующую в силу обстоятельств, но, тем не менее, украшенную. А вечно то улицы перекрыты, то выпьешь где-то и не сядешь за руль.
А. Милкус:
– Надо гулять, а не за руль садиться. Мне кажется, дышать воздухом и, самое главное, заниматься спортом, прогулками с детьми, общаться, рассказывать о традициях своей семьи, о своих предках, о своих друзьях, о том, что с тобой происходило, может быть, в том же детском возрасте. Я, например, когда дети росли, старался обязательно собирать дома компанию моих детей, взрослых близких родственников, концерты устраивали, в фанты играли.
М. Москвин-Тарханов:
– В ассоциации играли?
А. Милкус:
– Да, играли.
М. Москвин-Тарханов:
– Буриме писали?
А. Милкус:
– Да, буриме писали.
М. Москвин-Тарханов:
– Это то, что надо.