Американские криминологи, юристы, социологи всерьез исследуют проблему насилия в учебных заведениях, особенно в школах и колледжах. В США такое преступное явление как скулшутинг (от английского «schoolshooting» — стрельба в школах) происходит чаще всего. Согласно официальной статистике актов скулшутинга в США, которая ведется с 1970 года, 31% массовых «школьных убийц» от числа скулшутеров других стран проживает именно в США. В связи с этим большинство зарубежных криминологов используют именно американский научный и практический опыт. Насколько этот опыт применим в российских реалиях, «МК» рассказал руководитель Международного бюро расследований, профессор, доктор юридических наук, заслуженный юрист России, генерал лейтенант МВД Юрий Жданов.
– Юрий Николаевич, откуда на Западе всплеск интереса криминологов к стрельбе в школах?
– Во-первых, не исключаю, что это один из элементов предвыборной президентской гонки в США. Ведь демократы выступают за резкое ужесточение оружейного законодательства. И резон в этом есть – 86% оружия, которое применяли скулшутеры, было найдено в домах друзей, родственников или родителей. Кстати, практически на днях у американского школьника был изъят целый арсенал.
И, во-вторых, там ситуация в этом плане действительно жуткая: более 383 000 учащихся подверглись насилию с применением огнестрельного оружия за последнюю четверть века. С 1999 года в американских школах произошло 417 перестрелок. Во всех подобных инцидентах, по данным прессы, 213 детей, преподавателей и других людей были убиты, а еще 472 получили ранения. Средний возраст стрелка 16 лет. Но есть и младше. Так, в рядах школьных стрелков числятся 6-летний мальчик, убивший одноклассницу, в которую он стрелял намеренно, и 15-летняя девочка, которая сделала то же самое с подругой за то, что та отвергла ее романтические ухаживания.
Напомню, 20 апреля 1999 года старшеклассники школы «Колумбайн» округа Джефферсон штата Колорадо Эрик Харрис и Дилан Клиболд открыли огонь из принесенного с собой в школу огнестрельного оружия, предварительно заложив взрывное устройство в школьном кафетерии. Они убили 13 и ранили 23 человека. Сами стрелки тоже погибли.
Хотя статистика подобных трагических инцидентов в США ведется с 1970 года, именно массовое убийство в школе «Колумбайн» положило начало новому тренду в подростковой психологии. Печально знаменитые события легли в основу многих популярных в молодежной среде песен, компьютерных игр и фильмов. Позднее у Харриса и Клиболда появились многочисленные подражатели по всему миру (данное сообщество 2 февраля 2022 года было признано террористическим и запрещено на территории России по решению Верховного суда РФ – «МК»). Массовые убийства в школах и колледжах США, Канады, Германии развивались по одному и тому же сценарию: применение огнестрельного оружия, случайные жертвы, которые просто встретились на пути в коридор и так далее.
К сожалению, современные реалии таковы, что массовые убийства и в российских учебных заведениях совершаются практически ежегодно. Число жертв таких нападений исчисляется десятками. И вот совсем свежий случай: 16 сентября в филиале № 3 школы № 68 Челябинска 13-летний ученик седьмого класса пришел в школу с молотком в рюкзаке и начал избивать им на уроке одноклассников. По некоторым сведениям, у него мог быть с собой нож и пневматический пистолет (правда, их он не использовал). Пострадали два мальчика, одна девочка и 57-летняя учительница, которая пыталась остановить нападавшего и защитить других детей. Нападавший также нанес ранения себе самому. Два пострадавших мальчика попали в больницу в тяжелом состоянии с травмами головы и сломанными пальцами на руках, девочка — в коме.
Что пугает, феномен подражания и восхищения массовыми убийцами в российской молодежной и подростковой среде распространяется поистине с ошеломляющей скоростью. Страница в соцсети старшеклассника школы № 1 города Ивантеевки, напавшего в 2017 году на учителя и учащихся с топором и пневматическим пистолетом, до совершения им преступления насчитывала 5 подписчиков. После нападения число подписчиков за считанные дни выросло до 4 тысяч.
– То есть, у некоторых несовершеннолетних и молодежи появилась некая извращенная модель на случай ситуации конфликта с соучениками или педагогами?
– Боюсь, что так. Именно на это обращают внимание и западные специалисты. Они указывают, что массовое убийство в «Колумбайне» трансформировалось с течением времени в подростковую субкультуру, распространяющуюся в основном через интернет-сообщества, являющиеся, по сути, инструментом для создания определенных субкультур или культов (напоминаем, что одноименное сообщество признано террористическим и запрещено на территории России – «МК»).). А это служит вспомогательным средством для совершения нападений в учебных заведениях. В интернете создаются тематические сообщества, откуда подростки черпают деструктивные идеи о насилии в школах и колледжах. И акты массового расстрела воспринимаются молодежью уже не как трагедия, а как интересная, живая тема для обсуждения. Скулшутеры получают положительную оценку среди несовершеннолетних и молодежи и, де-факто, становятся не объектом осуждения , а лидерами идейного течения. В общем, мы становимся свидетелями распространения нового социального и криминологического феномена, который требует разработки новых научных концепций, полновесных и масштабных исследований.
– Все зло от интернета?
– Самое простое — это сказать, что виноват интернет и предложить полностью его запретить. Но это работать не будет. Каждый ребенок туда все равно зайдет и найдет там все, что захочет. Контроль – да, нужен.
В случае с челябинской историей, надо оценить работу педагогов. Климат в классе был нездоровый. Но это не повод с молотком кидаться. И педагоги должны были видеть, что у детей проблемы. Кстати, насколько известно, нападавший мальчик наблюдался у школьного психолога, был замкнутым и почти не общался со сверстниками.
Опять же, надо помнить об издержках инклюзивного образования. Когда здоровые дети учатся вместе с больными — это хорошая социализация, но и потенциальные угрозы и проблемы, которые сегодня никто не оценивает.
Никогда не существует одной причины, из-за которой подросток проявляет насилие, или вообще совершается преступление. Соответственно, и решать такие проблемы необходимо комплексно.
– После таких инцидентов всегда возникают вопросы к школьной охране, работе «рамок»…
– Вопросу безопасности в школах в последнее время уделяется достаточно внимания, пропускная система такова, что сегодня уже и сами родители не могут попасть в здание школы, только лишь на родительские собрания или какие-то особые мероприятия.
Но главное, все-таки, — выявление потенциально деструктивных подростков, и вообще работа с детьми в школах. Это кропотливая, комплексная, постоянная работа, которой, к сожалению, нынешние педагоги не в состоянии уделить достаточного внимания в связи с сильнейшей бюрократической нагрузкой. Вместо общения с подростками, выявления психологической обстановки в коллективе, определения лидеров и «аутсайдеров», выявления тех, кто подвергается травле, педагоги уйму времени тратят на обязательные часы, подготовку многочисленных планов, отчетов, заданий и т.п.
Конечно, в школах работают психологи, но и их нагрузка такова, что у них не хватает времени уделить внимание каждому подростку, выяснить психологический статус, вовремя выявить девиации, отклонения, психологическое самочувствие подростка, что называется «поймать момент», когда подросток «взорвется» и совершит непоправимое.
Более того, обязательное психологическое тестирование учащихся на предмет социализации и склонности к агрессии способно послужить инструментом выявления подростков, потенциально склонных к совершению насильственных преступлений. Введение новых диагностических методик (возможно, в виде компьютерных программ), позволяющих своевременно выявить уровень склонности к актам насилия, может существенно упростить индивидуальную профилактическую работу с учащимися.
– А родители?
– Говоря о родителях, надо честно признать: в одиночку они просто не в состоянии противостоять тому огромному информационному миру, который обрушивается на подростка. Похоже, что здесь был бы интересен китайский опыт, где на законодательном уровне не просто решены вопросы, связанные с информационной безопасностью детей, деструктивная информация – строго под запретом. Даже решено, сколько конкретно времени подросток вообще может провести в интернете, с учетом возрастной градации школьников. И, поверьте, китайское государство отнюдь не церемонится ни с родителями, ни с чиновниками, а делает то, что считает нужным для блага детей.
Да, наше государство тоже много сегодня делает для того, чтобы успешно социализировать подростков. В то же время надо признать, что подросткам нужны герои, смыслы, идеи, которые могут их не просто увлечь. И также нужно признать, что хорошие идеи нужно экономически поддерживать, развивать. В этой связи можно вспомнить советский опыт шефства солидных, устойчивых организаций, бравших шефство над школами. Представители трудовых коллективов хорошо знали нужды подростков, могли помочь со спортинвентарем, самостоятельно оплачивали аренду спортивных помещений, обеспечивали бесплатные занятия спортом школьникам, проводили культурные мероприятия, создавали аэроклубы, в результате чего многие мальчишки мечтали быть летчиками, космонавтами.
– Вы сказали, что для решения проблемы скулшутинга нужны масштабные научные исследования. В России они ведутся?
– Чтобы решить проблему, ее надо изучить и понять, найти ее «болевые точки». Не скажу, что в России эксперты уже во всем разобрались, но работа ведется. Так, обращает на себя внимание диссертация Юлии Суходольской «Массовое убийство в образовательных организациях как объект криминологических исследований». Серьезная научная работа, где ставятся актуальные вопросы и, что важно, предлагаются возможные ответы.
– Что выяснилось в результате исследования?
– Например, нарисован психологический портрет школьного убийцы. Так, преступник-скулшутер является пользователем соцсетей и в большинстве случаев (92%) — подписчиком деструктивных молодежных пабликов, пропагандирующих насилие в образовательных организациях. Для него характерно раскрытие своих планов относительно массового убийства на стадии планирования — он размещает посты в соцсетях либо сообщает устно близкому кругу. Школьный стрелок интровертивен, малообщителен, эмоционально неустойчив, для него характерно ощущение изолированности в учебном коллективе и в обществе в целом. Он имеет тенденцию к накоплению психического напряжения, испытывает потребность в самоутверждении, признании заслуг, в том числе за счет негативных проявлений, склонен к демонстративности. У 50% скулшутеров выявлялись психические расстройства личности, не исключающие вменяемости (депрессивные, эмоционально неустойчивые психические состояния, шизоидные расстройства личности и т. д.).
– Получается, потенциального скулшутера можно вычислить заранее и таким образом предотвратить трагедию, спасти многие жизни, том числе и ему самому?
– Да, ведь таким преступлениям свойственны определенные закономерности.
Замечено, что случаи массовых убийств в учебных заведениях не были внезапными и импульсивными — злоумышленники более или менее тщательно планировали нападение. Практически в 100 процентах случаев кто-то из окружения стрелка был осведомлен о планах нападения.
Основным мотивом большинства скулшутеров (58%) было устрашение окружающих, демонстрация своей значимости, противопоставление себя обществу. В 25% основным мотивом преступления становилась месть учебному коллективу в связи с проблемами в личных взаимоотношениях, в 17% — желание славы и, опять же, подражание знаменитым массовым убийцам
Большинство нападавших (75%) испытывали эмоциональный стресс или были травмированы другими лицами (физически или психически) до нападения.
В отличие от американских скулшутеров, только 33% российских стрелков имели доступ к огнестрельному оружию и использовали его до нападения. А 58% применяли холодное оружие, самодельные взрывные и зажигательные устройства.
Намеревались совершить суицид на месте преступления 90% российских скулшутеров, но по различным причинам не смогли его реализовать.
– Есть конкретные предложения?
– Предлагается продумать схему действий, комплекс мероприятий по борьбе со скулшутингом в образовательных организациях, где следует предусмотреть выработку единой государственной политики по предотвращению таких преступлений.
Туда должно войти обеспечение охраны всех без исключения образовательных организаций сотрудниками частных охранных организаций, имеющих лицензию на ношение оружия. Также важный момент – принятие экзаменов у частных охранников и лиц, претендующих на получение удостоверения частного охранника на предмет реагирования в случае вооруженного нападения на учебное заведение.
Необходимо проведение периодических проверок и учений в условиях, приближенных к реальным, частных охранников на пригодность к действиям по отражению вооруженного нападения на образовательную организацию.
И, конечно же, большой упор следует сделать на работу с психологами, педагогами и учащимися. А для этого необходимо обеспечить квалифицированными психологами все учебные заведения, при этом должно быть методическое обеспечение работы психологов для предупреждения скулшутинга.
Используя положительный зарубежный опыт, за счет средств ассигнований федерального бюджета поручить специалистам разработать мобильное приложение по аналогии с приложением Safe2Tell, используемого в США, посредством которого любой желающий анонимно может сообщать об угрозах скулшутинга. Надо распространить опыт использования такого мобильного приложения среди учащихся.
Необходима также выработка единой политики «нулевой терпимости» к фактам ношения оружия любого вида в учебном заведении, к фактам буллинга, травли, любого преследования учащегося.
И, конечно же, важно внедрение в деятельность правоохранительных органов новых информационных технологий, специальных программ, позволяющих по ключевым словам отслеживать появление новых деструктивных пабликов и сообществ, а также постов интернет-пользователей, свидетельствующих о потенциальной угрозе вооруженного нападения.
В общем, паровозы надо давить, пока они еще чайники.