20 декабря 1917 года Россия впервые узнала аббревиатуру ВЧК. Всероссийская чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией и саботажем немедленно приступила к работе по обеспечению безопасности молодой советской республики. В истории отечественных спецслужб эта дата стала важной точкой отсчета. «Известия» вспоминают, как это было.
«Кто наведет порядок?»
В первые недели после октября 1917 года для революционного правительства не было более болезненной проблемы, чем саботаж чиновничества. Как говаривал император Николай I, «Россия держится на столоначальниках». Именно они отнеслись к большевикам наиболее враждебно. И в большинстве своем были уверены, что власть народных комиссаров станет лишь кратким эпизодом в истории России. Чиновники нередко просто закрывали двери перед представителями «диктатуры пролетариата». Чтобы прекратить саботаж требовался инструмент принуждения.
И это была не единственная проблема. Полицейского аппарата в столицах не стало вскоре после Февральской революции. Неудивительно, что в крупных городах начался разгул преступности. В воспоминаниях Владимира Бонч-Бруевича сохранилась отчаянная реплика Ленина: «Неужели у нас не найдется свой Фукье-Тенвиль (общественный обвинитель Революционного трибунала во времена Французской революции, казнен в 1795 году по обвинению в заговоре в пользу «планов врагов народа и Республики» и убийстве «под видом суда бесчисленной массы французов всякого возраста и обоего пола». — «Известия»), который наведет порядок в деле борьбы с контрреволюцией?»
Никаких эффективных инструментов для поддержания «диктатуры пролетариата» у большевиков в первые недели после взятия Зимнего не было. Действовал революционный трибунал, формировались отряды милиции. Но не хватало главного, «окончательного» штаба, в котором можно было бы и решать оперативные задачи, и воспитывать профессионалов, умеющих защищать интересы государства, которое еще только создавалось.
В свое время — еще до Октября — Ленин утверждал, что диктатура пролетариата станет первым послереволюционным этапом на пути к коммунистическому обществу. А диктатура не может продержаться без карательного аппарата. Правда, вождь мирового пролетариата предсказывал, что период сопротивления новой власти будет кратким. Писал Ленин и о том, что специальный постоянный орган подавления большевикам не понадобится.
Жители города требовали социальной справедливости
С ним соглашались и соратники, стремившиеся как можно дальше уйти от традиций жандармерии и «полицейщины». О спецслужбах не хотелось и думать. Многие считали, что защитить власть можно за счет верных революционных матросов и вооруженных рабочих отрядов. И в первые дни после захвата власти большевики даже не слишком думали об охране своих вождей. Не один раз только случайность и непрофессионализм тех, кто готовил покушения, спасали Ленина и Троцкого от гибели.
Наркомат «по внутренним делам», на который Ленин возлагал немалые надежды, в первые недели оказался неспособным организовать работу. Первый нарком Алексей Рыков не проработал и нескольких дней, только успел подписать постановление об организации народной милиции. А потом, не соглашаясь с политикой Ленина, ушел в отставку. Ленин поставил на его место не энергичного Дзержинского, а мягкотелого Григория Петровского.
«По борьбе с контрреволюцией»
Противники большевиков, ошарашенные октябрьскими событиями, не проявляли открытой активности. По существу, надеялись, что большевики не справятся с системой управления огромной взбаламученной страной.
21 ноября Дзержинский предложил создать Комиссию по борьбе с контрреволюцией. В нее, не считая самого Железного Феликса, вошли пять человек. В Петрограде в то время немалую силу набрал центральный стачечный комитет при Союзе союзов служащих государственных учреждений. В своем воззвании организаторы союза заявили о «приостановке занятий во всех государственных учреждениях». 27 ноября «Продовольственный совет» созвал в Петрограде, в помещении бывшего министерства продовольствия, совещание снабженцев. В разгар заседания в зал вошел Дзержинский и объявил, что по решению Совнаркома все присутствующие подлежат аресту. Когда его попросили предъявить ордер — он тут же подписал такую бумагу.
Но у комиссии не хватало ни полномочий, ни сил. Страна погружалась в хаос. «Доходит дело дaже до сaботaжa продовольственной рaботы, грозящего голодом миллионaм людей. Необходимы экстренные меры борьбы с контрреволюционерaми и сaботaжникaми» — это из письма Ленина Дзержинскому, написанного незадолго до 20 декабря 1917 года.
Дом на Гороховой
Вскоре была перехвачена телеграмма с призывом к управленцам организовать саботаж во всероссийском масштабе. Она исходила от бывших министров свергнутого Временного правительства. Пропали последние сомнения в том, что системе требуется карающий меч и щит для обороны от заговорщиков и зарубежных разведок. Иначе — потеря контроля над Петроградом и полный распад страны, которой еще только предстояло склеиться из осколков. Дзержинский сделал на эту тему доклад на заседании Совнаркома.
Так 20 декабря начался отсчет истории Всероссийской чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией и саботажем. Формально — при Совнаркоме, то есть при советском правительстве. В реальности ВЧК в те времена скорее была «гвардией большевиков» и держала отчет перед партией.
Вечером того же дня на первом, организационном заседании коллегии ВЧК Дзержинский обозначил ее первоочередные задачи: «Пресекать в корне все контрреволюционные и саботажные дела и попытки к ним по всей России; предавать суду Революционного трибунала контрреволюционеров и саботажников, выработать меры борьбы с ними и беспощадно проводить их в жизнь». Кроме того, ВЧК должна была «наблюдать за печатью и контрреволюционными партиями, саботирующими чиновниками и прочими преступниками, проникающими в советские организации».
К решению широкого круга острых проблем Дзержинский приступил, располагая 23 сотрудниками. В течение зимы 1917–1918 годов численный состав комиссии рос медленно. В середине марта, после переезда столицы из Петрограда в Москву, в подчинении у Дзержинского находилось 96 кадровых сотрудников и 35 солдат. Ситуация изменилась лишь с началом иностранной военной интервенции и Гражданской войны.
Сначала в ВЧК насчитывалось всего лишь три отдела — информации, организационный и главный — отдел борьбы с контрреволюцией и саботажем. Потом их стало больше — как и кадровых сотрудников ВЧК. В Москве, на Лубянке и в Петрограде, на Гороховой, 2, рождалась и контрразведка, и нелегальная разведка — и профессиональные успехи этих отделов не заставили себя долго ждать. Очень быстро в обиход вошло слово «чекист», которое сохранилось и после того, как аббревиатура ВЧК ушла в прошлое. Яков Петерс — один из первых сотрудников ВЧК — записал в те дни: «Вчера были на Гороховой. Дом бывшего градоначальника — пустой, с выбитыми окнами. Нас двадцать три человека, включая машинисток и курьеров. Вся «канцелярия» — в тощей папке Дзержинского; вся «касса» — у меня в кармане кожаной куртки. С чего начать?»
23 декабря «Известия ЦИК» опубликовали сообщение о создании ВЧК, указали адрес ее нахождения и призвали граждан в любое время дня и ночи приходить на Гороховую с жалобами на спекулянтов, саботажников и контрреволюционеров. Это решение оказалось опрометчиво романтическим. К чекистам «за правдой» ринулись сотни обиженных соседями, недовольных работой дворников и прочих мучеников «квартирного вопроса». Сотрудники ВЧК сразу же окунулись в череду коммунальных дрязг, на некоторое время они стали чем-то вроде собеса. Конечно, попадались и полезные люди с ценными сведениями, с показаниями на потенциальных заговорщиков. Но на такую «работу с населением» уходило слишком много времени. Пришлось чекистам искать другие, более профессиональные, методы получения информации. Учиться приходилось прежде всего на собственных ошибках. Ни у кого из первых сотрудников ВЧК не было образования, которое могло бы помочь в службе.
Атакующие дебюты
К истории первых месяцев работы Чрезвычайной комиссии любили обращаться писатели и кинематографисты. В то время будущим асам контрразведки приходилось действовать по принципу «не умеем — научимся». И они раскрывали заговоры, боролись со спекулянтами и налетчиками, а главное — остановили саботаж и, по существу, предотвратили голод в столицах.
Одним из первых дел ВЧК стала ликвидация Союза союзов служащих государственных учреждений, который называли штабом саботажа. Дзержинский лично допрашивал руководителей этой организации, собирал доказательства, увещевал.
Первый смертный приговор, утвержденный Коллегией ВЧК, привели в исполнение 26 февраля 1918 года. Расстреляли двух бандитов — самозваного князя Эболи (он же — Маковский, Долматов) и его подругу Бритт. Они грабили богатые квартиры под видом сотрудников ВЧК. Через два дня казнили еще двоих подобных самозванцев. Боролись чекисты и со спекуляцией, и со служебными злоупотреблениями — по существу, с коррупцией.
Еще одним направлением работы стала борьба с Петроградским союзом защиты Учредительного собрания — объединенным комитетом социалистических партий и демократических организаций, которым руководил эсер Василий Филипповский.
В марте 1918 года в стране уже действовали 40 губернских и 365 уездных чрезвычайных комиссий. Царских специалистов в ВЧК (в отличие, например, от армии и милиции) не брали. Сравнений со старорежимным политическим сыском большевики боялись (хотя в том же доме 2 по Гороховой в конце XIX века базировалось печально известное Охранное отделение). Только некоторое время спустя чекисты иногда стали обращаться к помощи таких консультантов — например, к бывшему командующему Отдельным корпусом жандармов Владимиру Джунковскому.
Человек в длинной шинели
Стоит напомнить несколько фактов из жизни первого руководителя ВЧК. У Дзержинского — подпольщика с немалым стажем — имелся опыт борьбы с провокаторами еще в польской социал-демократической партии. У него явно имелись способности следователя, умение подчинять людей своей воле. Должна была помочь и фантастическая работоспособность этого человека, фанатично преданного делу. Мартын Лацис вспоминал: «Мы нередко видели, как он сам допрашивает обвиняемого и роется в изобличительных материалах. Его настолько захватывает дело, что он просиживает ночи в помещении ВЧК. Ему некогда сходить домой. Он спит тут же, в кабинете за ширмой. Он и столуется тут же, курьер приносит ему еду, какой питаются все сотрудники ВЧК».
Дзержинский стал организатором первой советской разведывательной операции на зарубежной территории — в Финляндии. Навыки нелегальной работы помогали ему действовать нестандартно. Портреты Дзержинского и в наше время можно встретить в кабинетах руководителей российских спецслужб, отсчитывающих свою историю со дня образования ВЧК.
«Зорче и в оба, чекист, смотри»
Полномочия ВЧК были значительно расширены в годы Гражданской войны. Тогда люди в кожанках казались всесильными, многие демонизировали их. В пылу жестокого противостояния, красного и белого террора, зачастую они действовали бесконтрольно. Но как только стали угасать военные пожарища, чекистам по инициативе Дзержинского поручили борьбу с беспризорностью. Нужно было дать «путевку в жизнь» миллионам сирот. Комиссию по улучшению жизни детей не случайно называли Детской чрезвычайной комиссией: в основном там работали чекисты. Беспризорников доставляли в распределительные центры, подчас вытягивали их из уголовной среды. Там их лечили, там к ним приходили педагоги. А потом тем, кто постарше, давали работу, а юных отправляли в детские дома или коммуны, одну из которых возглавлял знаменитый Антон Макаренко — не только педагог, но и чекист.
6 февраля 1922 года ВЦИК принял постановление об упразднении ВЧК и образовании Государственного политического управления (ГПУ) при Народном комиссариате внутренних дел РСФСР. Гражданская война закончилась, считалось, что время чрезвычайных мер прошло. Но все представители советских органов госбезопасности по-прежнему с гордостью называли себя чекистами.
Владимир Маяковский приветствовал гвардию революции стихами:
Есть твердолобые вокруг и внутри —
зорче и в оба, чекист, смотри!
Мы стоим с врагом о скулу скула?
и смерть стоит, ожидает жатвы.
ГПУ — это нашей диктатуры кулак
сжатый.
За несколько лет ВЧК-ГПУ превратилась в одну из сильнейших спецслужб в мире. Чекистам во многом удалось сохранить связи с революционным подпольем по всему миру, удалось поставить на службу интересам Москвы даже эмиграцию.
В летописи ВЧК отразились все трагические противоречия истории нашей страны в ХХ веке. Достаточно вспомнить, что почти все основоположники советской разведки и контрразведки в годы Большого террора сами стали жертвами репрессий. А потом многих из них реабилитировали — посмертно, возвращая честные имена таким выдающимся профессионалам, как Артур Артузов и Владимир Стырне.
На эмблеме современной Федеральной службы безопасности по-прежнему щит и меч. Стране во все времена требуются профессионалы, готовые не за страх, а за совесть защищать государственную безопасность и в России, и за ее пределами — там, где это необходимо, в том числе в чрезвычайных ситуациях. И во многом они сегодня продолжают традицию, которая началась 105 лет назад. Поэтому в наше время 20 декабря в России отмечается День работника органов безопасности, праздник всех сотрудников отечественных спецслужб.
Уважаемые сотрудники и ветераны органов государственной безопасности!
Искренне поздравляем вас с профессиональным праздником!
День работника органов безопасности Российской Федерации – это праздник тех, кто стоит живым щитом на пути терроризма, кто предотвращает преступления, кто защищает наши границы, обеспечивает информационную безопасность государства.
Независимо от политического строя и исторического периода вы всегда стоите на страже национальных интересов и безопасности Российской Федерации. Звание работника органов госбезопасности всегда пользовалось у нашего народа заслуженным авторитетом и уважением.
Многие выходцы из спецслужб ярко проявили себя и в сфере государственной службы и политики патриотами и эффективными руководителями.
Примите слова глубокой благодарности за опасную, сопряженную с высоким риском службу, за профессионализм, добросовестное исполнение обязанностей и патриотизм. Желаем вам доброго здоровья, семейного счастья и успехов в вашей сложной, но важной и нужной для страны работе!
Автор — заместитель главного редактора журнала «Историк»