Постоянно используемые в России и за рубежом термины «гибридная война» и «цветная революция» являются не научными, а пропагандистскими. «Гибридная война» – это и есть собственно война, а «цветная революция» – это просто революция.
Однако есть термины еще более употребительные и еще более абсурдные: «международный терроризм» и соответственно «борьба с международным терроризмом». И дело здесь даже не в том, что само понятие «терроризм» до сих пор не имеет строгого научного определения. Этим словом нередко называют различные действия, сильно отличающиеся друг от друга по своему характеру и целям.
БОРОТЬСЯ НАДО НЕ С МЕТОДОМ
Последствия одного из череды недавних террористических актов в Европе. В данном случае – в Стокгольме. Фото Reuters
Если бы кто-то написал, что в 1941 году СССР, США и Великобритания создали противотанковую коалицию, его посчитали бы идиотом или сумасшедшим. Но ведь вермахт на самом деле чрезвычайно широко и успешно использовал танки во время своей агрессии. Применение танков было его важнейшим методом ведения боевых действий. И терроризм – это всего лишь метод. То есть «антитеррористическая коалиция» – это так же бессмысленно, как и «противотанковая коалиция». Бороться надо не с методом, а с тем, кто его применяет. Под эвфемизмом «международный терроризм», как все прекрасно понимают, скрывается радикальный суннитский ислам, точнее, его салафитское (ваххабитское) течение. Существует и шиитский терроризм, но его масштабы и степень опасности совершенно несопоставимы с суннитским. Поэтому целью борьбы должна быть идеология и ее носители, а не методы.
Тезис о том, что с идеологией бороться бесполезно, следует отвергнуть сразу: почему с нацистской идеологией бороться можно и нужно, а с ваххабитской – нельзя?
Рождением указанного дезориентирующего эвфемизма человечество обязано левым либералам, о которых шла речь в статье «Ловушка для Трампа и Америки» («НВО» № 8 от 10.03.17). Их толерантность и политкорректность, иначе говоря, всяческое потакание носителям иной идентичности (в ущерб носителям идентичности традиционной) не позволяет называть вещи своими именами.
Отсюда, в частности, отказ от интеграции мигрантов в Европе и полная утрата контроля над ними. Отсюда же полное попустительство пропаганде радикального ислама, в том числе через телеканал «Аль-Джазира». Отсюда же совершенно дикая ситуация, которая имеет сегодня место в ряде стран Европы и в США – радикальные исламисты и левые либералы совместными усилиями затыкают рот умеренным мусульманам, которые аргументированно доказывают, что радикалов вообще нельзя считать мусульманами, ибо в изначальном исламе никакого радикализма нет. В ответ радикалы и либералы обвиняют умеренных… в исламофобии! И успешно лишают их доступа к любым СМИ. Отсюда же работа «международных гуманитарных организаций» в Сирии в рядах боевиков-радикалов, в том числе «Ан-Нусры» («Аль-Каиды»). Весьма вероятно, что именно эти «гуманитарии» организовали недавнюю провокацию с «применением химического оружия тираном Асадом», в ответ на что и последовал безумный и бессмысленный ракетный удар США по базе Шайрат.
Ситуация усугубляется поддержкой «свержения тиранов» в исламских странах, которая приняла на Западе маниакальный характер. Хотя после свержения тирана почти в 100% случаев жителям каждой конкретной страны становится гораздо хуже, чем было при нем: ведь обычно радикальные исламисты тиранов и сменяют.
Именно западные левые либералы вместо идеологического придумали социальное объяснение феномена терроризма – бедность населения, низкий уровень образования и действия «империалистов», под коими традиционно понимаются сам Запад, Россия и Израиль. Ложное объяснение, естественно, не позволяет найти адекватное решение проблемы.
При этом западные же ученые многократно писали о том, что не только создатели и организаторы радикальных исламских группировок, но и большая часть рядовых носителей соответствующих идей – люди с уровнем образования и достатка выше среднего (и лишь определенная часть «террористической пехоты» вербуется из необразованных бедняков, коим преподносится готовая примитивизированная идеология). Более того, среди европейских мусульман доля радикалов выше, чем среди их этнических соотечественников, оставшихся на исторической родине, где уровень жизни и образования заведомо ниже, чем в Европе. Еще более того, в ислам переходит все больше коренных европейцев, причем в подавляющем большинстве случаев неофиты оказываются крайними радикалами. Но все эти факты под леволиберальную теорию не подходят, поэтому ею игнорируются.
ОТКУДА ВЗЯЛСЯ РАДИКАЛЬНЫЙ ИСЛАМ
Средневековый Арабский халифат был на тот момент самым развитым и передовым государством в мире. По уровню развития экономики, науки, медицины, по степени гуманизма и веротерпимости тогдашняя Европа арабам «в подметки не годилась», на фоне арабов европейцы были откровенными варварами. Хотя дело было тысячу лет назад, в арабском и, шире, исламском мире об этом очень хорошо знают. И сравнивают с нынешним своим положением – прочное сидение на нефтегазовой «игле» (у кого она есть), высочайшая коррупция (независимо от формы государственного устройства и уровня жизни), полная научно-технологическая беспомощность по сравнению не только с Западом и Россией, но и с Восточной Азией.
По-видимому, именно это историческое и цивилизационное унижение рождает известный тезис «Ислам – вот решение». И поскольку ислам трактуется создателями тезиса крайне специфически, отсюда и методы. В 1960–1980-е годы среди арабов были популярны левые идеи, тогдашний терроризм (особенно палестинский) был в основном политическим, а не религиозным. Но после крушения социалистической системы ислам стал единственной идеологией для обиженных жителей исламского, в первую очередь – арабского мира.
Что касается левого либерализма, то он используется вождями исламских радикалов в двух формах. Во-первых, подыгрывающие исламистам либералы являются типичными «полезными идиотами» (в данном случае это ленинское определение подходит идеально). Во-вторых, специфика толерантности и политкорректности в самой Европе отлично подпитывает радикальную идеологию, являясь живым и наглядным подтверждением «морального разложения Запада» на фоне «чистого ислама». Именно отсюда феномен перехода в ислам коренных европейцев (подобные случаи еще не приняли массовый характер, но уже и далеко не единичны).
Таким образом, популярные в либеральных кругах заявления типа «давайте улучшим жизнь людей, тогда и терроризма не будет» – либо некомпетентность, либо пропаганда, либо то и другое одновременно. Радикальный ислам – это политическое и идеологическое, а не социально-экономическое явление. Именно поэтому среди радикалов так много выходцев из очень богатых аравийских монархий и европейских стран и почти нет граждан, например, совершенно нищей, крайне перенаселенной Бангладеш.
Приверженцы радикального ислама избрали для себя главным методом ведения войны именно террор. Фото Reuters
Понятно, что в наибольшей степени исламский радикализм угрожает странам, в которых мусульмане составляют подавляющее большинство населения – в них радикалы могут даже захватить власть. В странах, где мусульмане составляют солидное меньшинство (это, в частности, Россия, а теперь и вся Западная Европа), такой вариант вряд ли возможен, однако исламский терроризм может сделать жизнь людей невыносимой. В худшем варианте это может привести к власти откровенных нацистов (как единственных «спасителей» от исламских радикалов) и/или стать причиной территориального распада страны. Причем для того, чтобы развязать в стране террористическую войну, радикалов сначала может быть совсем немного.
НА РОССИЙСКОЙ ПОЧВЕ
России все это очень хорошо знакомо: она прошла через две чеченские войны, сыгравшие колоссальную роль в современной истории страны. И главным моментом здесь стала как раз фактическая смычка левых либералов с исламскими радикалами в полном соответствии с западным идеологическим мейнстримом. Причиной поражения России в первой войне стало в первую очередь деморализовавшее население, власть и армию прямое предательство значительной части политиков и большей части СМИ – исключительно либеральной направленности (именно тогда в нашей стране слово «правозащитник» стало грубым ругательством). Как известно, один «правозащитник», депутат Госдумы первого и второго созывов, из бункера Дудаева призывал российских военнослужащих сдаваться в плен. Это было не аномалией, а совершенно типичным в тот момент поведением для данной группы лиц. За это предательство отечественные либералы потом жестоко расплатились (вполне заслуженно), но вместе с ними расплатилась и вся страна.
Власть и общество (в отличие от либералов) из первой войны выводы сделало, поэтому вторая война и была выиграна. Москве удалось отделить тех, кто боролся за национальную независимость Чечни, от исламских радикалов, которым была совершенно не нужна Чечня, а нужен «исламский халифат» сначала на Северном Кавказе, а затем в Поволжье, на Урале и в Сибири. Первые в итоге стали союзниками Москвы в борьбе против вторых. Кроме того, было осознано, что против радикалов эффективен только один метод – предельно жесткое силовое подавление, даже малейшие уступки совершенно губительны (этот факт полностью подтверждается также израильским опытом).
Уступки Москвы в 1995 году во время теракта в Буденновске очень быстро привели к катастрофе и к множеству новых жертв. Ошибки в организации и планировании операций во время терактов на Дубровке и в Беслане привели к очень большим жертвам среди заложников, но тем не менее в стратегическом плане оба этих эпизода стали успехом: противник понял, что ни на какие уступки Кремль не пойдет, то есть терроризм в форме массовых захватов заложников становится бесполезным. Терроризм – это ведь именно метод достижения политических и военных целей. Если цели не достигаются, метод утрачивает смысл.
Без особого преувеличения можно сказать, что трагедией современной России является отсутствие в стране праволиберальной оппозиции, демократов-патриотов. А власть и леволиберальная оппозиция совместными усилиями ставят граждан перед выбором между, упрощенно говоря, крестным ходом и гей-парадом. Поскольку для большинства вменяемых людей подобная альтернатива совершенно неприемлема, происходит стремительное падение интереса к политике, выражающееся в столь же стремительном падении явки на выборах всех уровней. Хорошо здесь лишь то, что левые либералы своей антинациональной позицией сами себя сделали полными маргиналами и к власти прийти не имеют ни малейшего шанса. С этой стороны соответственно нет перспектив и у исламских радикалов. Но этой радости, мягко говоря, мало. Слишком много у проблемы других аспектов.
В частности, для борьбы с исламскими радикалами было бы очень полезно, если бы в Кремле вспомнили 14-ю статью Конституции РФ, в которой говорится о том, что Россия – светское государство. Стремительное возрастание роли РПЦ, поощряемое государством, делает полностью правомерными требования повышения статуса также и умеренных лояльных мусульман (если вы проводите «сравнительно честный отъем» Исаакия, не жалуйтесь на платки на головах школьниц в ряде регионов Поволжья и Северного Кавказа). Беда в том, что из умеренных лояльных иногда вырастают нелояльные радикалы, коих, как было сказано выше, «для начала» много не нужно. Но надеяться на торжество 14-й статьи нам сейчас точно не приходится.
Безусловно, положительным для России фактором является то, что наши мусульмане (в отличие от европейских) – исторические соотечественники, такие же создатели общей страны, как представители остальных этносов и конфессий. В этом плане была бы чрезвычайно полезной идея единой гражданской нации, которую недавно высказали в Кремле. Ведь идеологию по-настоящему можно победить только другой идеологией, каковой очень часто не хватает гражданам России, особенно молодым. К сожалению, идею могут убить в самом начале, с одной стороны, русские «профессиональные патриоты» с лозунгом «да-да, давно пора сделать всех русскими и православными», с другой – их нерусские «коллеги» с лозунгом «руки прочь от нашей нации и религии».
Вообще-то, идея должна состоять в общем гражданском патриотизме всех россиян, независимо от этнической и конфессиональной принадлежности, а единственная привилегия русских, которая у них и так уже есть де-юре и де-факто – русский язык. Увы, вполне вероятно, что замечательную идею загубят вышеупомянутые национал-радикалы, а также наши «родные» бюрократы. Последние очень легко и успешно могут превратить концепцию в нечто совершенно неудобоваримое, мертвое и бессмысленное.
Впрочем, подобно Европе, для России постепенно могут стать проблемой мусульмане пришлые, о чем ясно свидетельствует недавний теракт в питерском метро. До сих пор мигранты из Центральной Азии, вопреки мнению отечественных нацистов, приносили России вред лишь в сфере экономики – они создавали спрос на низкоквалифицированный низкооплачиваемый, почти рабский труд, что уничтожало необходимость в инновациях. Причем именно там, где инновации в первую очередь должны рождаться и внедряться – в крупных городах.
Но теперь мигранты начинают создавать проблемы и другого характера. Они все хуже знают русский язык, а ужасная экономическая ситуация в их странах делает граждан этих стран той самой потенциальной «террористической пехотой». Отъезд в «Исламский халифат» два года назад командира таджикского ОМОНа полковника Гулмурода Халимова был даже не тревожным звонком, а целым набатом, который, увы, почти никто не услышал. Граждане стран Центральной Азии гораздо сильнее исламизированы и радикализированы, чем коренные российские мусульмане, при этом во многих регионах России именно приезжие постепенно вытесняют коренных из мусульманских приходов и берут их под свой контроль.
ЧЕЧНЯ КАК ЭФФЕКТИВНЫЙ ЗАСЛОН РАДИКАЛИЗМУ
К сожалению, в этом плане проблему создает острое желание Кремля хоть немного, но восстановить СССР в форме Евразийского союза, затянув в него «хоть тушкой, хоть чучелом» как можно больше стран. Изначальная конфигурация этого союза Россия–Белоруссия–Казахстан была единственно приемлемой, именно ее нужно было кропотливо отстраивать многие десятилетия и только потом думать о расширении. Но нет, не добившись реальных успехов в оптимальной конфигурации, в Евразийский союз втянули не граничащую с другими его странами Армению и находящуюся в катастрофическом социально-экономическом состоянии Киргизию. Именно из Киргизии приехал к нам «питерский смертник». При этом Москва с упорством, достойным гораздо лучшего применения, тянет в Евразийский союз еще менее состоятельный Таджикистан. К счастью, Душанбе сильно сопротивляется.
Опять же не обходится в этом вопросе без отечественных левых либералов. Они яростно доказывают, что российская экономика не обойдется без мигрантов (почему мы не обойдемся без неквалифицированного, почти рабского труда?) и что мигрантам надо дать как можно больше прав и привилегий. Между тем европейский опыт однозначно и без исключений свидетельствует о том, что чем больше мигранты получают прав и привилегий, тем меньше они стремятся интегрироваться в принимающее общество и соблюдать законы принимающий страны. Но, как было сказано выше, для истинного либерала если теория противоречит фактам, тем хуже для фактов.
На самом деле необходимо разрушать базу труда мигрантов в России (которая основана к тому же на сильнейшей коррупции), а самих мигрантов ставить перед жестким выбором: полная интеграция или немедленная депортация. Ни о каком уважении к их идентичности не может быть речи, для ее реализации у них есть свои страны.
Что касается внутренней ситуации в России, в разных регионах страны в плане борьбы с радикалами она очень разная. В Татарстане, Дагестане, особенно в Ингушетии местные власти порой не знают, как противостоять радикалам, а иногда им чуть ли не прямо подыгрывают. Лучше всего ситуация обстоит, конечно, в Чечне, именно поэтому, наверное, ее нынешнего президента так люто ненавидят отечественные либералы (когда во время первой чеченской Кадыровы были на другой стороне, у либералов к ним ни малейших претензий не было).
Насколько Рамзан Ахматович на самом деле любит Россию, сказать может только он сам. Но то, что уже много лет он активно работает в ее интересах, – неоспоримый факт. И борьбу с радикалами он готов вести как внутри страны, так и за ее пределами. Кадыров ненавидит ваххабитов («шайтанов» по его выражению) по двум основным причинам. Во-первых, он кровник ваххабитов (они убили его отца). Во-вторых, он суфий, то есть идейный антиваххабит в рамках суннитского ислама. Он обеспечивает как жесткое силовое подавление тех, кто уже стал радикалом, так и альтернативную индоктринацию тех, кто остается умеренным. Причем пытается делать это не только в рамках своей республики, но и во всем российском мусульманском сообществе, о чем свидетельствует прошлогодняя «грозненская фетва», своеобразный антиваххабитский манифест, который предлагается всем российским мусульманам.
Здесь надо четко и ясно понимать, что необходимо либо вспомнить о 14-й статье Конституции и дополнить ее идеологией единой гражданской нации, либо дерадикализировать мусульман в рамках исламской же доктрины. Кремль, увы, не обеспечивает нас первым вариантом, так пусть тогда хотя бы Кадыров реализует второй. Ваххабитская идеология полностью и постоянно экспортируется к нам из-за рубежа, то есть постоянно воспроизводится. И борьба с ней должна вестись постоянно и неуклонно, причем невозможно вести ее только внутри страны. В России борьба должна вестись методами силовыми и идеологическими, за рубежом – чисто силовыми.
СИРИЙСКИЙ ТЕАТР ВОЕННЫХ ДЕЙСТВИЙ
Разумеется, особое место в борьбе с исламским радикализмом сейчас занимает война в Сирии. В краткосрочном плане появление в этой стране множества суннитских радикальных группировок, основными из которых стали запрещенные в РФ террористические организации «Джебхат ан-Нусра» (местная «Аль-Каида») и «Исламский халифат», можно было бы считать даже полезным для России. Ведь очень значительная часть отечественных исламских радикалов уехала в Сирию и в Ирак, на который тоже распространился «халифат», снизив террористическую угрозу внутри нашей страны. Но в долгосрочном плане это стало бы для нас тяжелейшей проблемой, когда вся Сирия перешла бы под власть ваххабитов.
Для радикалов внешняя экспансия – идейная обязанность, как на уровне «халифата» в целом, так и для каждого его «гражданина» в личном качестве. Естественно, что главные объекты экспансии – страны полностью или частично исламские (включая Россию), а каждый отдельный исламский боевик обязан нести ваххабитскую идеологию в первую очередь в свою страну. Соответственно любые разговоры о том, что это «не наша война» или «давайте лучше займемся Кавказом, а не Сирией», – либо полная некомпетентность, либо пропаганда, как и в случае с разговорами о том, что терроризм можно победить через ликвидацию бедности. Россия, наоборот, слишком долго уклонялась от вступления в сирийскую войну, хотя необходимость этого шага была очевидна очень давно. По-видимому, Москву уговорил Тегеран, за что ему большое спасибо. Для Ирана борьба против суннитских радикалов имеет свою идейную и геополитическую подоплеку, но это уже другой вопрос.
За полтора года войны Россия добилась значительных военных успехов, уничтожив несколько тысяч радикалов и обеспечив сирийской армии переход в наступление на большинстве направлений. Не меньшими оказались успехи политические: Россия развалила союз Турции и аравийских монархий, который до начала прошлого года обеспечивал успехи радикалов. Самое главное – это изменение роли Турции, которая поддерживала все без исключения антиасадовские силы, являясь для них спонсором и тыловой базой. Москва заставила Анкару отмежеваться от «Ан-Нусры» и начать воевать против «халифата». Об этом подробно шла речь в статье «Кем в действительности является Турция для России» («НВО» № 13 от 14.04.17). Саудовская Аравия, стоящая за «Ан-Нусрой», переругалась сначала с Катаром, который теперь остался единственным спонсором «халифата», а затем и с ОАЭ. Об этом подробнее в статье «Йемен – второй фронт для Сирии» («НВО» № 14 от 21.04.17). Более того, именно действия России побудили и США прекратить имитацию борьбы против «халифата» и начать таки ее всерьез (как в Ираке, так и в Сирии). Все это создает возможность в обозримом будущем «дожать» радикалов в Сирии и Ираке.
Правда, есть здесь «небольшая» проблема. «Халифат» является противником для всех остальных коалиций (сирийско-российско-иранской; курдско-американской; Сирийской свободной армии и Турции), однако противоречия между этими остальными позволяют ему продолжать существовать и воевать. Поскольку коалиции даже если не воюют между собой в открытую, то как минимум блокируют и сдерживают друг друга, это не позволяет им задействовать все ресурсы против «халифата». У руководства каждой из коалиций не может не возникать мысль о желательности того, чтобы с «халифатом» боролись другие коалиции, тратя на это людские и материальные ресурсы. Более того, у руководства каждой из коалиций не может не возникать мысль и о желательности того, чтобы «халифат» сопротивлялся всем остальным коалициям как можно более успешно и нанес бы им как можно большие потери, чтобы позиции остальных коалиций при окончательном дележе Сирии были как можно слабее. В итоге «халифат» проживет гораздо дольше, чем мог бы, если бы все остальные объединились против него по-настоящему. И даже когда его таки уничтожат, вопрос будет в том, насколько невосполнимые потери понесут его члены и не попытаются ли воссоздать «халифат» в другом месте.
НЕ СТОИТ СПАСАТЬ ЕВРОПУ
Для России, разумеется, самым опасным вариантом является Афганистан. Оттуда «халифат» немедленно двинется в Центральную Азию, которая, с точки зрения халифатовских вождей, уже сейчас входит вместе с Афганистаном в их «вилаят Хорасан». Как было сказано выше, устойчивость этого региона к идеологии радикалов на порядок, если не на два ниже, чем у России. Под угрозой окажется даже Казахстан, где в последние годы также происходит заметная активизация радикалов (особенно на западе этой страны, откуда они могут проникать на юг Урала и в Нижнее Поволжье). И вот такой расклад станет для России не просто проблемой, а практически катастрофой.
Понимая это, Москва уже сейчас начинает искать контакты с талибами, которые идеологически почти не отличаются от «халифата», но находятся с ним в состоянии жестокой «внутривидовой конкуренции» и при этом не имеют особого желания вести экспансию за пределы Афганистана. Поэтому нам приходится выбирать меньшее из зол, чтобы потом не пришлось вести войну в Центральной Азии, гораздо более кровавую и жестокую, чем сейчас в Сирии. Определенной гарантией от худшего варианта развития событий в этом регионе является Иран, который выполняет роль жесткого барьера против экспансии радикальных суннитов на восток. Если ставка на талибов и Иран не сработает (или сработает не полностью), вероятность того, что нам придется воевать в Центральной Азии, увы, весьма велика.
Если же радикалы пойдут в Африку (в значительной степени это уже происходит), для нас это стало бы гораздо более благоприятным вариантом. Потому что оттуда под ударом окажется уже не Россия, а Европа, спасать которую мы совершенно не обязаны. И не надо демагогии насчет «общей угрозы»: в идеологическом плане для нынешней леволиберальной Европы угроза – мы, а не исламские радикалы. Ситуация может измениться, если европейцы найдут в себе силы привести наконец к власти нормальных правых (тех, на кого сейчас левые либералы навесили ярлык «крайне правые»), но пока этого нет, не надо навязываться Европе в союзники. Пусть сама решает ею же порожденные проблемы.
Мы неуклонно обижаемся на Европу, которая не благодарит нас за многократные спасения (от Батыя, Наполеона, Гитлера). Давайте перестанем обижаться и спасать тоже перестанем. Особенно в условиях, когда эта самая Европа ввела против нас санкции (в данном случае совершенно неважно, по какой проблеме эти санкции). Пусть «полезные идиоты» продолжают принимать беженцев в неограниченных количествах, нас это абсолютно не должно касаться.
Разумеется, Москва поступает совершенно правильно, помогая в Ливии генералу Хаффтару, единственному последовательному борцу с радикалами, но здесь вполне достаточно ограничиться поставками его силам подержанного вооружения и боевой техники. Тем более что Хаффтару кроме нас уже помогает очень сильный в военном отношении Египет. Союз с Каиром для Москвы был бы чрезвычайно полезен, фактически он уже складывается по мере выхода Египта из-под саудовского влияния и сближения с гораздо более умеренными ОАЭ и Кувейтом. Мы вполне можем усилить и без того огромную военную мощь Египта новыми поставками оружия, предоставляя ему возможность обеспечить победу Хаффтару в Ливии и загнать «халифат» в глубину Сахары. Делаться это должно именно для подавления суннитских радикалов, но ни в коем случае не для спасения Европы.
Впрочем, всю картину может разрушить тот самый Дональд Трамп, на которого так надеялись очень многие в России. Он действительно хочет ликвидировать «халифат», но очень плохо понимает, как это сделать. И вообще очень мало понимает в политике. Кроме того, он иррационален, импульсивен и находится под сильнейшим давлением собственного истеблишмента и ближайших родственников. В итоге этот правый консерватор может принести исламским радикалам гораздо больше пользы, чем все левые либералы вместе взятые, если всерьез уверует в лозунг «Асад должен уйти». После всего, что уже случилось в самой Сирии и в других странах Ближнего Востока, дальнейшее следование этому лозунгу – либо клиника, либо… левый либерализм. Или это одно и то же?
Александр Храмчихин, Независимое военное обозрение
Об авторе:
Александр Анатольевич Храмчихин – заместитель директора Института политического и военного анализа.