ЧОПы, психологи и регламенты. Как в российских школах противостоят «колумбайнерам» и буллингу

16-летнего школьника из села Верхний Ломов Пензенской области 9 марта задержали силовики. В ФСБ заявили, что он готовил расстрел одноклассников и писал об этом в соцсетях. Спустя неделю Владимир Путин на расширенном заседании коллегии генпрокуратуры указал на «большие проблемы и трагедии» из-за нарушений в системе безопасности в образовательных учреждениях. Он призвал ведомство надзирать за школами построже: «проверки должны быть регулярными, а выявленные нарушения не просто фиксироваться, а полностью устраняться». «Такие дела» поговорили с теми, кто отвечает за работу ЧОПов в школах и детских садах, чтобы понять, как на самом деле обстоят дела с охраной жизней и здоровья школьников и студентов.


Обеспечить безопасные — физические, информационные и психологические — условия обучения — одна из обязанностей образовательной организации, говорится в статье 28 Федерального закона «Об образовании». Ему должны следовать все образовательные учреждения в России. На практике каждая школа по-своему справляется с этой задачей.

Охранный стандарт

В феврале 2014 года 15-летний Сергей Гордеев, ученик 10-го класса, отличник, призер олимпиад и спортсмен, пришел в московскую школу № 263 в Отрадном с карабином и винтовкой, застрелил учителя географии, а затем открыл огонь по прибывшим к школе полицейским. После этой трагедии Дмитрий Ливанов, который тогда занимал пост министра образования, заявил о необходимости дополнительных мер безопасности. Через год в России приняли первый профстандарт, регулирующий требования к охране образовательных учреждений.

В документе на 36 страницах объясняется, какими навыками должны обладать охранники и их начальство. Чтобы заступить на пост, кандидату нужно среднее общее образование, удостоверение частного охранника, курсы по программе профподготовки или переподготовки, свидетельство о присвоении квалификации четвертого разряда. Этот разряд позволяет использовать спецсредства: резиновую дубинку (палку) и наручники. Чтобы использовать оружие — огнестрельное, газовые баллончики и электрошокеры, нужно получить пятый или шестой разряд. Согласно профстандарту, он необходим сотрудникам оперативно-дежурной группы вневедомственной охраны.

Профстандарт — лишь рекомендация для образовательных учреждений, которые нанимают ЧОПы. Обязательным он стал только в Москве. Так произошло из-за действующей в столице программы «Безопасный город», кроме того, охрана образовательных комплексов оплачивается из бюджета, а не самой организации. Не соответствующий профстандарту ЧОП просто не сможет участвовать в тендере.

«Человек с удостоверением усвоил базовые знания, но для того, чтобы охранять объекты социального назначения, нужна дополнительная квалификация, — отмечает Сергей Силивончик, исполнительный директор организации «Школа без опасности», которая занимается обучением и контролем в сфере охраны образовательных организаций. — Охрана школы, стройки, бензоколонки и гаражного кооператива очень сильно отличается друг от друга».

В Москве 5600 постов охраны в школах и детских садах, которые подчиняются столичному департаменту образования, рассказывает председатель Общероссийского профсоюза негосударственной сферы безопасности Дмитрий Галочкин. В московских школах посты охраны оборудованы мониторами видеонаблюдения и стационарной тревожной кнопкой, при нажатии на которую к школе прибывает оперативная группа, наряд Росгвардии или полиция. Такая же кнопка — на дистанционном пульте, который носит с собой охранник.

Сколько охранников следит за порядком, определяет договор между ЧОПом и образовательной организацией. По словам Галочкина, обычно, если в здании учится больше тысячи учеников, предполагается, что нужен второй охранник, если меньше, то достаточно одного. Должностные обязанности охранников тоже описаны в договоре между школой и охранным агентством. Чаще всего они обязаны следить, кто входит и выходит, чтобы ничего не украли и не сломали. «Главная задача — минимизировать риски, вовремя вызвать группу десантирования, Росгвардию», — говорит Галочкин.

По оценке Силивончика, благодаря профстандарту в Москве удалось снизить количество краж в образовательных организациях и не допустить в школы людей с преступными намерениями. «Передали полиции огромное количество преступников, были даже те, кто находится в федеральном розыске, предотвращены проносы оружия, колюще-режущих предметов», — говорит Силивончик.

Он перечисляет, листая переписку в смартфоне, и показывает фотографии:

«ВОТ ВЧЕРА, НАПРИМЕР: РАЗ — НОЖ, ДВА — ПНЕВМАТИЧЕСКИЙ ПИСТОЛЕТ [ИЗЪЯЛИ У ШКОЛЬНИКОВ]»

По словам Галочкина, из-за отсутствия финансирования в регионах во многих школах вовсе отсутствует охрана или ее функции выполняют не профессионалы, а вахтеры или дежурные по школе из числа сотрудников или учащихся.

«Поэтому в регионах многие предприятия вообще работают в серую или просто занимаются демпингом: сбрасывают цены, берут контракт, а потом не оказывают качественные услуги», — рассказывает Силивончик.

Профессионал или вахтер

17 октября 2018 года в Политехнический колледж в Керчи в полдень вошел 18-летний Владислав Росляков, студент-четверокурсник. Он спокойно прошел мимо 67-летней вахтерши. За спиной Рослякова был рюкзак, в нем — взрывное устройство и помповое ружье. Взорвав бомбу, юноша открыл стрельбу по находившимся в здании людям. Погибли 20 человек, 67 получили ранения. Среди пострадавших была и вахтерша — взрыв повредил ей ногу. К тому моменту женщина проработала на этой должности в колледже пять лет.

Ждать от охраны действий сотрудников «Альфы» или «Вымпела» нельзя, подчеркивает Галочкин, но охранник, прошедший профессиональную подготовку, «может многое сделать».

«ЕСТЬ ЦЕЛАЯ НАУЧНАЯ МЕТОДИЧЕСКАЯ ШКОЛА. НАПРИМЕР, ТАК НАЗЫВАЕМЫХ СТРЕЛКОВ В ШКОЛАХ МОЖНО ОПРЕДЕЛИТЬ ПО КОСВЕННЫМ КРИТЕРИЯМ — КАК ПРАВИЛО, ОНИ ПРИХОДЯТ НЕ К ПЕРВОМУ УРОКУ, А КО ВТОРОМУ ИЛИ К ТРЕТЬЕМУ, ИМЕЮТ ПРИ СЕБЕ ГРОМОЗДКИЕ СУМКИ, ОДЕТЫ В ОДЕЖДУ С ЭЛЕМЕНТАМИ ВОЕННОЙ ТЕМАТИКИ, ЦВЕТА ХАКИ»

И Силивончик, и Галочкин подчеркивают, что главная задача охранника — вызвать подкрепление и не спровоцировать стрелка на применение оружия. Задержать и обезоружить нападающего должны полицейские или оперативная группа.

Шутинги — это чрезвычайные ситуации единичного характера. Чаще охранники сталкиваются с пьяными, «наркоманами, которые хотят проникнуть на территорию школы для воровства, продавцами наркотиков, которые используют территорию школы для закладок, или просто неадекватными людьми», рассказывает Галочкин.

Кому пять охранников, а кому один

В феврале 2020 года после уроков третьеклассники одной из сельских школ в Красноярском крае оделись в раздевалке и замешкались на выходе из здания. Один из них на пару секунд присел на стул напротив мониторов видеонаблюдения. Это не понравилось стоявшему рядом охраннику. Когда мальчик встал с его стула, тот проводил его из подъезда пинком в спину. Происшествие попало на камеру, и родители ученика обратились сначала к школьной администрации, а когда реакции с ее стороны не последовало, в прокуратуру с жалобой. Возможно, если бы охранника обучали работе с детьми, то этой ситуации можно было избежать.

Кадровый дефицит — одна из главных проблем у частных охранных предприятий. Средняя зарплата охранника в школе — 1300—1400 рублей за смену. Таких смен в месяц около пятнадцати. Нехватка квалифицированных сотрудников актуальна и для Москвы, и тем более для регионов. «За двадцать тысяч в месяц москвичи пойдут работать? Вряд ли. Поэтому сюда едут иногородние, работают вахтами. Это люди, которые получают копейки», — отмечает Галочкин. По мнению Силивончика, «если бы цена была адекватная, а отношение правильным, то охраной занимались бы совсем другие люди».

В мае 2020 года Росгвардия подготовила проект приказа, определяющего формирование цены контракта на охранные услуги. Согласно документу, предельная сумма, которую заказчик может потратить на закупку одного суточного поста с одним охранником, — порядка 180 000 рублей в месяц (при МРОТ в 12 500 рублей). Сейчас в Москве цена за пост охраны в месяц, по оценке Силивончика, колеблется в районе 130 тысяч рублей, а в регионах — от 50 до 70 тысяч рублей. В эту стоимость входит работа самого охранника, мобильной группы, оперативно-дежурной службы, содержание автомобилей, техническое оснащение.

В негосударственных школах система охраны концептуально мало чем отличается от государственных, но финансовых ресурсов больше. Поэтому они могут выдвигать ЧОПам больше требований к уровню подготовки охранников и нанимать больше сотрудников. Так, в «Новой школе» — частной образовательной организации, расположенной в московском районе Раменки, одновременно находится пять сотрудников охраны, рассказал исполнительный директор учреждения Владимир Ларин. Двое охранников контролируют пропуск на главном входе в здание, пара сидит за видеопотоками с камер, которыми оснащены все школьные помещения и прилегающая территория. «Такая система нужна не только для безопасности, но и для разбора разного рода внутришкольных происшествий, например травм, драк между учениками, поиска потерянных вещей…» — перечисляет Ларин.

Как и в государственных школах Москвы, на входе учащиеся и сотрудники проходят через турникеты. Но есть отличие — «Новая школа» разрешает вход в здание родителям школьников. Им выдают специальные магнитные карточки.

«Мы просили определенную форму одежды — рубашку и брюки, просили их не питаться в своих помещениях, а только в столовой», — рассказывает Ларин о дополнительных просьбах к охране. Помимо контроля пропускного режима, сотрудники помогают регулировать движение автомобилей у школы, например, когда возникают проблемы с проездом в утренние часы. Школа также следит за тем, как охранники общаются с посетителями и учениками. Последние четыре года школа сотрудничает с одним и тем же ЧОПом, который прислушивается к пожеланиям по персоналиям секьюрити.

В частной школе-пансионе «Летово» в Подмосковье, помимо системы электронных пропусков и турникетов, школьников сверяют по спискам на входе. «Дети прикладывают свой беджик, электронный пропуск. Затем тут же на стойке ресепшен и происходит выверка списков. [Так проводится] визуальный и формальный контроль на входе и запись всех, кто приходит», — рассказывает директор «Летово» Михаил Мокринский.

Сотрудников охраны в «Летово» дополнительно обучают технике пожарной безопасности и оказанию первой медицинской помощи. Политика безопасности — как физической, так и психологической — описана в школьном акте Safety & SafeGuarding, который составлен по стандартам международной организации Boarding School Association. Есть в школе и другие внутренние документы, которые регламентируют в том числе вопросы охраны здоровья, защиты конфиденциальности, оказания соцзащиты, противодействия употреблению наркотических веществ, а также включают требования равенства и разнообразия. По словам Мокринского, такое внимание к деталям помогает обозначить периметр ответственности каждого сотрудника.

Буллинг — это тоже про безопасность

5 сентября 2017 года в подмосковную школу № 1 в Ивантеевке к концу первого урока пришел девятиклассник Михаил Пивнев. Сначала он взорвал несколько петард, а потом открыл стрельбу из травматического пистолета. Первой жертвой стала учительница, после чего одноклассники шутера в панике бросились выпрыгивать из окон кабинета, расположенного на втором этаже. За несколько месяцев до нападения на странице Михаила во «ВКонтакте» стали появляться посты, посвященные оружию, вопросам жизни и смерти и шутингу в американской школе «Колумбайн». Как рассказывала в СМИ сестра Михаила, он решился на нападение из-за травли в школе, которая шла три года.

В большинстве российских школ нет регламента действий в случае травли одного из учеников. Общие слова об обязанности школы обеспечивать благоприятный психологический климат, которые часто встречаются в школьных уставах, никак не помогают решить подобные проблемы, объясняет создательница программы «Травли Net» Ольга Журавская. Понятие травли, ее критерии и алгоритм действий для ее устранения должны быть прописаны в внутренних нормативных документах школ. Это помогло бы дать точную оценку действиям участников травли и предупредить развитие подобных ситуаций в школе, где все — от сотрудников до учеников и их родителей — будут понимать, «что в школе неприемлемо». Пока закона, обязывающего образовательные учреждения разрабатывать и принимать подобные внутренние акты, в России нет.

В российских школах часто администрация и учителя встают на сторону агрессора либо отказываются признавать существование проблемы. «“У нас травли нет” — это первое, что говорят нам школы. [На заре создания проекта] было очень большое сопротивление среды. Травля — огромный конструкт, в котором завязаны три группы людей: учителя, родители и дети. Даже если в школе есть штатный психолог, то что он может сделать в комплексе, где учится 2 тысячи человек? К тому же общий уровень подготовки школьных психологов оставляет желать лучшего, хотя и бывают исключения. Порой психологи сами не знают, что делать [в случае травли]», — отмечает Журавская.

Чаще всего школьный буллинг происходит в возрастной группе от третьего до восьмого класса, но встречается и в дошкольных учреждениях, и в старших классах. Инициаторами буллинга часто становятся не только сами школьники, но и учителя и родители. Точных статистических данных по России о количестве детей, подвергавшихся травле, нет. Зарубежные исследования говорят, что в роли жертвы травли в разные периоды школьной жизни побывало 50% детей. Чем более закрытое учреждение и чем менее разнородна среда, отмечает Журавская, тем больше она предполагает школьную травлю.

Каждая ситуация травли требует индивидуальной работы, поэтому единого алгоритма действий нет. Если школа и родители готовы сотрудничать в этом вопросе, то предотвратить развитие школьной травли возможно, считают в «Травле Net». Организация предлагает подписать Антибуллинговую Хартию. Подписи в документе ставят школа, родкомитеты и старосты классов, если они имеются, то есть все участники школьного процесса. После этого в ходе диалога вырабатывают алгоритм действий, учителям предлагают пройти курс по противодействию школьной травле. Похожие курсы, но с другими акцентами созданы и для родителей и учеников.

Важно, чтобы ребенок сам умел увидеть проблемную ситуацию еще на том этапе, который просто вызывает у них беспокойство, и мог подойти к кому-то, кому он доверяет, считает Мокринский.

В «Летово» дети учатся с седьмого класса. Если ребенок столкнулся с насилием или другой стрессовой ситуацией, он может обратиться к руководителю дома, где живет, наставнику-педагогу, у которого на попечении находится группа детей, или любому другому сотруднику школы.

Согласно правилам школы-пансиона, ни один сотрудник, к которому обращается ребенок, не имеет права гарантировать ему полную приватность и непередачу данных. «Он должен сказать: хорошо, что ты мне доверяешь, но я не могу тебе обещать, что, если информация потребует дальнейшего обсуждения, я не передам ее дальше, я должен буду это сделать».

В «Летово» работает также психологическая служба, которая консультирует как детей, так и сотрудников. В «Новой школе» тоже есть штатные психологи. «Но мы понимаем, что так или иначе они все равно, к сожалению, будут возникать в каком-то виде, и тогда уже важно быстро на это реагировать. Безопасность и психологический комфорт детей — наши приоритеты. Любая школа должна стремиться к тому, чтобы дети приходили в нее с утра с радостью, а не со страхом и с тревогой», — рассказывает Ларин.

У частных школ больше возможностей, времени и сил уделять внимание профилактике и противодействию буллингу, чем у государственных, поясняет Журавская. Но она подчеркивает, что травля не зависит от формы владения образовательным учреждением.

ДЕЛО НЕ В ТОМ, ЧАСТНАЯ ШКОЛА ИЛИ ГОСУДАРСТВЕННАЯ. ТРАВЛИ МЕНЬШЕ ТАМ, ГДЕ ЭТИМ ВОПРОСОМ ЗАНИМАЮТСЯ

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *