Жители блокадного Ленинграда 872 дня боролись со смертью и голодом, засыпали и просыпались под звуки бомбежек, пытаясь выжить в родном городе. День полного освобождения советскими войсками города от кольца гитлеровский войск приблизил победу нашей страны в Великой Отечественной войне.
На вашу долю выпали тяжелейшие испытания. Пережить блокаду, сохранив в себе среди ужаса военного времени доброту, благородство, веру и любовь к людям – это великий подвиг. Мы сохраним эту память в веках. Низкий вам поклон. Примите самые искренние пожелания здоровья, долголетия, благополучия, тепла и заботы близких. Пусть в Вашем доме всегда будет мир и благополучие!», – обратился к ветеранам Анатолий Выборный, — «Победить фашизм нам удалось ценой невероятных жертв. И пока мы храним эту память, войны не будет. Преклоняем головы перед памятью тех, кто ценой своей жизни спасал мир и будущее России. Ими нам завещано хранить и беречь этот хрупкий мир. Символично, что именно сегодня Госдума дала добро на продление еще на 5 лет договора о стратегических наступательных вооружениях — СНВ-3», – отметил парламентарий.
Блокада — это та правда Великой Отечественной, к которой трудно прикасаться. В годы войны лишения испытывала вся страна, но на долю ленинградцев выпали самые страшные испытания. 27 января 1944 года войска Ленинградского, Волховского и 2-го Прибалтийского фронтов победно провели Ленинградско-Новгородскую стратегическую наступательную операцию и разгромили красносельско-ропшинскую группировку вермахта. В день 77-летия разгрома немцев под Ленинградом вместе с «Известиями» вспомним о том, как выжил город на Неве.
«Нет в истории второго такого примера бедствия и ужаса»
Операцию называли романтично — «Январский гром». Это была настоящая победная весна среди суровой зимы! Гитлеровцев окончательно отбросили от стен города Ленина. В тот вечер тысячи людей нашли в себе силы, чтобы выйти на улицы, когда ленинградское небо расцветили вспышки салюта. Это воспринималось как чудо. Как рубеж. Позади — 872 дня смертельной опасности. Впереди — возрождение. Изможденный, обессиленный город расцвел среди зимы.
Голодная зима
Немцам удалось блокировать Ленинград на 79-й день войны, после захвата Шлиссельбурга. В тот же день захватчики маршировали по ленинградским пригородам. Пройти дальше им не удалось — ни первой фронтовой осенью, ни позже. Вместе с жителями пригородных районов в блокадном кольце оказались более 2,8 млн человек.
Трудно отрешиться от горечи при мысли о том, что тогда, первой фронтовой зимой, страна не сумела вырвать «город над вольной Невой» из тисков окружения, не сумела спасти тысячи ленинградцев, которых унес голод. В детстве, узнав в самых общих чертах о трагедии Ленинграда, я мечтал о машине времени и о волшебной палочке, чтобы помочь нашим дедам разомкнуть кольцо блокады и доставить в город продовольствие… Но «переиграть» историю невозможно.
Ошибки первых недель войны обходились дорого. Для Ленинграда — особенно. Город оказался не готов к осаде. Острая нехватка продовольствия и топлива ощущалась уже в начале осени. При этом городским властям не удалось провести масштабную эвакуацию — даже детей, инвалидов и стариков.
«Вся и доблесть в том, что выжил…»
С 20 ноября по 25 декабря 1941 года ленинградцы получали самую низкую норму хлеба за все время блокады — 250 г по рабочей карточке (это примерно треть жителей города) и 125 г служащим, иждивенцам и детям… Работавшие в горячих цехах получали 375 г. И это был хлеб с овсяной шелухой, целлюлозой и обойной пылью. С 25 декабря нормы стали возрастать: помогала Дорога жизни. Но в рано ударившие холода еще труднее было найти дополнительное пропитание… Каждый ленинградец жил на волосок от голодной смерти.
Самые черные дни Ленинграда — это ранняя зима 1941–1942-го, первая блокадная зима. В городе не работала система отопления, не было горячей воды. Не хватало топлива — и поэтому стоял транспорт. В январе 1942 года в городе умерло 107 477 человек, в том числе 5636 детей в возрасте до одного года. Среди них — и погибшие при бомбежках, и жертвы болезней, но 9 из 10 унёс голод.
Передают атмосферу тех черных месяцев стихи Анны Ахматовой:
Птицы смерти в зените стоят.
Кто идет выручать Ленинград?
Не шумите вокруг — он дышит,
Он живой еще, он все слышит:
Как на влажном балтийском дне
Сыновья его стонут во сне,
Как из недр его вопли: «Хлеба!»
До седьмого доходят неба…
Но безжалостна эта твердь.
И глядит из всех окон — смерть.
И стоит везде на часах
И уйти не пускает страх.
22 ноября началось движение «полуторок» по специально проложенной через Ладожское озеро ледовой дороге. Страна не могла прорвать окружение в первую блокадную зиму, но военным, морякам, ленинградцам удалось в условиях блокады провести по Дороге жизни, по дну Ладожского озера три магистрали: телефонный кабель, трубопровод и линии электропередач. Блокадный город получил связь с Большой землей, получил топливо и электричество. Без этих подводных артерий город ждала верная гибель.
В записках академика Дмитрия Лихачева есть, на первый взгляд, парадоксальная мысль: «Только умирающий от голода живет настоящей жизнью, может совершить величайшую подлость и величайшее самопожертвование». И то, и другое — и самопожертвование, и подлость — он видел в дни блокады. Но победило все-таки самопожертвование. Голод расчеловечивает, корежит психику. Но ленинградцам и в этих тисках удалось сохранить человеческий облик.
Борьба за умы
На полную мощь работала немецкая пропаганда. Нацисты понимали: не выиграв борьбу за умы, невозможно ни одолеть, ни уничтожить врага. Первые вражеские листовки появились в городе еще в середине июля. Выпускались поддельные выпуски «Правды» и некоторых ленинградских газет. По радио велись антисемитские передачи на русском языке.
Приведем одну из многих листовок, которые распространяли гитлеровцы в осажденном городе: «Ваши вожди хотят сжечь и взорвать ваши фабрики, ваши склады, ваши жилища и этим предать вас голодной смерти и морозу. Собирайтесь силами и занимайте свои фабрики и склады, охраняйте свои дома и сопротивляйтесь преступным поджигателям и взрывателям!».
Немцы пытались дискредитировать саму идею защиты Ленинграда, рисовали розовые перспективы капитуляции… Но они получили отпор и на этом поле боя. Ответным оружием несломленного Ленинграда стало радио. На улицах города появились сотни новых репродукторов. «Зима. Хрипло и приглушенно говорит радио. Слышно, как в паузах голодный диктор заглатывает слюну», — это из дневника писателя Леонида Пантелеева. Но радио не смолкало. Оказалось, что постоянное звуковое сопровождение смягчает ужас голода и одиночества.
Ежедневно на улицах города появлялись ленинградские «Окна ТАСС». Художники умирали от голода, но работа не прекращалась. Для многих это был знак: город живет и сражается. Умер от голода с кистью в руках 25-летний Моисей Ваксер, который, кроме плакатов, создал в декабре 1941 года проект будущего парка Победы. Не сомневался в победе и архитектор Александр Никольский. В его дневнике есть запись: «Смерти уже не потрясают. Нервы притупились… Но сдавать город нельзя. Лучше умереть, чем сдать. Я твердо верю в скорое снятие осады и начал думать о проекте триумфальных арок для встречи Героев — войск, освободивших Ленинград». И он рисовал, рисовал триумфальные арки Победы первой блокадной зимой.
Не менее важную роль сыграла Седьмая симфония Дмитрия Шостаковича, ставшая для всего мира символом героического сопротивления осажденного города и получившая имя «Ленинградской». 20 июня 1942 года в США вышел номер журнала Time c портретом Шостаковича в пожарной каске на обложке. Гениальный композитор на фоне горящего города… Лицо утонченного интеллигента — и пожар войны.
Паутина лжи
В последние годы неожиданно сомкнулись с немецкими пропагандистами некоторые современные «потрясатели основ» — в том числе и наши соотечественники, для которых рассуждения о блокаде стали лишь поводом для пересмотра всех — без разбора — устоявшихся в нашем обществе представлений об истории. Их задача — тотальная дегероизация Великой Отечественной. Последствий они не просчитывают — главное «ввязаться в драку», завоевать пропагандистскую инициативу. Время от времени мы слышим оскорбительный по сути вопрос: «А стоило ли оборонять Ленинград? Может быть, гуманнее было бы сдать город врагу?».
Я повторил эти слова одному из детей блокады — олимпийскому чемпиону, выдающемуся борцу вольного стиля Александру Владимировичу Иваницкому. Он ответил без колебаний: «Так могут думать только люди, не знающие и не понимающие русского характера. У нас принято сражаться до конца. А если бы капитулировали — нас бы просто сейчас никого не было на свете». Александр Владимирович видел смерть. В первую блокадную зиму, когда весь Ленинград мечтал «дожить до травы», голодал в квартире с заколоченными окнами, в которой день смешался с ночью. И все-таки у него нет сомнений: не было другого пути, кроме сопротивления.
Для версий о благополучной судьбе капитулировавшего Ленинграда просто нет оснований. Гитлеровское командование опасалось непредсказуемых уличных боев и сознательно избрало блокадную тактику уничтожения города. «В город не вступаем, капитуляцию не принимаем», — таким принципом руководствовались генералы Вермахта после первой, неудачной, попытки штурма.
На советской земле гитлеровцы вели войну на уничтожение. Щадить Ленинград не входило в их планы. Они придавали еще большее значение символам, чем советские идеологи, а Ленинград считался (и действительно был!) символом и Октябрьской революции, и Петровской империи. Не стоило ждать от «сверхчеловеков» и уважения к культурному наследию Ленинграда, к его архитектурным шедеврам, музеям и храмам. Месяц за месяцем накапливалась злость захватчиков на город, на его защитников и жителей. Уничтожение Ленинграда — Санкт-Петербурга должно было символизировать слом советского и русского (в данном случае это почти синонимы) духа. Расчет варварский, но неглупый: подняться после такого удара нашей стране было бы непросто. Достаточно вспомнить дневниковую запись немецкого генерал-полковника Гальдера: «Непоколебимо решение фюрера сравнять Москву и Ленинград с землей, чтобы полностью избавиться от населения этих городов, которые в противном случае мы будем кормить в течение зимы. Задачу уничтожения городов должна выполнить авиация. Для этого не следует использовать танки». И таких свидетельств немало.
Никто не забыт и ничто не забыто
Северная столица стала для всей страны примером мужества. Ничто не могло заслонить этого мученического подвига. 1 мая 1945 года в приказе Верховного главнокомандующего именно Ленинград был назван первым городом-героем. Нет в России большей святыни, чем камни Пискаревского кладбища. Там покоятся 500 тыс. блокадников.
Их имен благородных мы здесь перечислить не сможем,
Так их много под вечной охраной гранита.
Но знай, внимающий этим камням:
Никто не забыт и ничто не забыто.
Это слова Ольги Берггольц, поэтессы, которая была собеседницей, утешительницей, вдохновительницей ленинградцев с первого до последнего дня блокады.
Печать блокады навсегда осталась на облике города, который ныне снова носит свое первое имя — Санкт-Петербург. Но слово «Ленинград» даже много лет спустя будут повторять русские люди — с болью и любовью.
Каждое историческое событие — даже такое трагическое — имеет свой смысл, посыл в будущее. Второго Ленинграда в истории современных войн не было. Ни одному городу не довелось выдержать столь жестокую и продолжительную осаду и остаться неприступным. Ни один город не принес для победы такую жертву. История ленинградской блокады стала для нас, для всего мира предупреждением о том, что современную войну уже невозможно воспринимать как продолжение политики другими средствами. В наше время большая война — это смерть. Не затерялся ли, не стерся ли этот урок блокады за 77 лет?
Автор — заместитель главного редактора журнала «Историк»
К 77-й годовщине снятия блокады «Известия» взяли интервью у историка Аполлона Давидсона. Ему шел 13-й год, когда в 1941 году разразилась одна из самых страшных трагедий отечественной истории. Жители блокадного Ленинграда 872 дня боролись со смертью и голодом, засыпали и просыпались под звуки бомбежек, пытаясь выжить в родном городе.
«Ушли, просто чтобы замерзнуть и умереть»
— Как для вас началась война?
— Я о войне узнал не в Москве, а в далеком Подмосковье, был там с геодезической бригадой. О том, что началась война, нам рассказали только вечером, когда мы пришли с поля. Помню, сидел на станции Кириши под Ленинградом и ждал, пока какая-нибудь команда красноармейцев пустит меня в поезд. Наконец меня взяли, и я приехал в Ленинград. Это было где-то 27–28 июня. По пути встретил своих одноклассников, которых в это время отправляли в эвакуацию. Они увидели меня с вещами и подумали, что я тоже с ними иду, но я, естественно, побежал домой. Ну а дальше…
Город выжил, несмотря ни на что
— Блокада…
— Самыми страшными были первые месяцы — это до февраля – начала марта 1942 года. Мне шел 13-й год. У моей семьи был опыт волжской голодовки, ведь на Волге в 1921 году был страшный голод. Мои родные жили тогда под Самарой, они всё это знали. Оба моих деда и одна бабушка умерли в 1921 году, за восемь лет до моего рождения. Поэтому моя мама, наученная этим горьким опытом, запаслась немножко крупой. Нас это на какое-то время поддержало. Помню, люди где-то до середины сентября еще встречались друг с другом, потом стало настолько плохо, что общаться уже сил не было.
Сейчас каждый год 9 мая обязательно показывают парад 7 ноября 1941 года, но никогда не рассказывают, что говорил Сталин к этому параду. Я жил в коммунальной квартире, моими соседями были Набоковы из той самой семьи, и мы все вместе слушали его речь. Он тогда сказал: «Германия уже истекает кровью, Германия потеряла 4,5 млн солдат», что война продолжится месяц, три месяца, может быть, годик. Вся коммунальная квартира это обсуждала, и, как вы понимаете, никто этому делу не верил. Но на людей, которые не поверят ему, он нашел управу в той же самой речи. Он сказал примерно так: «Война не так страшна, как думают некоторые перепуганные интеллигентики». Значит, если ты не поверил этому, то ты перепуганный интеллигентик… Через некоторое время, неделю-полторы, в городе стало всё намного хуже. До этого еще люди не умирали от голода, а тут уже это всё началось.
— У вас была большая семья?
— Четыре человека. Из них двое — мой дед со стороны отчима и его жена — покончили с собой. Им было за 70 лет, люди такого возраста уже не выдерживали, и они, это было в декабре, вышли из дома. Нам сказали, что, кажется, ходят машины и подбирают умирающих. Никаких таких машин я не видел. Я думаю, они ушли, просто чтобы замерзнуть и умереть. Остались мы с мамой.
Ну а дальше было всё хуже и хуже до февраля. Тогда не было ни воды, ни телефона, а, самое главное, не было хлеба. За хлебом мы стояли. Иногда бывало, что его не привозили вовремя, и поэтому приходилось стоять до вечера или до следующего дня. Говорят о том, что было людоедство, я с ним не сталкивался, но однажды видел в соседнем подъезде человеческие ноги — кости, с которых было уже обрезано мясо.
«Последними умирали дети»
— Как скоро в городе не осталось животных?
— У нас кошка была, которую вся коммунальная квартира очень любила, но она не могла есть тот хлеб, который мы ели. Ведь он был не всамделишный, намешано туда было что-то еще. Так что она умерла первой. А дальше начали увеличивать нормы хлеба немножко. Иждивенцам давали 125 г — это то, что мы получали. Но всё равно народ от голода умирал. Тут и желудочные болезни начались, и цинга — всё это было.
— Кого в первую очередь выкашивал голод?
— Я понял во время голодовки вот что: самые невыносливые — мужчины, они умирали в первую очередь. Конечно, пожилые люди тоже, но даже из среднего возраста, молодежи первыми умирали мужчины. Когда кончилась блокада, в Ленинграде мужчин почти не было. И даже после войны, как мне вспоминается, я в Ленинград вернулся потом, мужчину, которому было 42–43 года, за глаза называли стариком. Последними умирали дети, потому что матери старались всё, что у них было, отдать им.
— Когда я читаю рассказы блокадников, натыкаюсь на способы уверить себя, что ты не голодный, отвлечься от этого. Был у вас такой способ?
— Все-таки не думать, к сожалению, сколько ни отвлекайся, было невозможно. Когда вокруг тебя все умирают и ты в таком состоянии, что думаешь: может быть, ночью или утром умрешь. Отвлечься от этой мысли почти невозможно. Люди писали такое, но на самом деле особенно этого не было.
«Сил нагибаться не было»
— Что помимо голода оказалось самым страшным в дни блокады?
— Обстрелы, бомбежки. Мы жили на Васильевском острове, и чуть ли не 8 сентября была бомбежка напротив кинотеатра, она мне очень запомнилась. Я тогда сидел в квартире и читал книгу, в убежище не пошел. Окно было закрыто одеялом, и оно упало на меня. Стекло разбилось, но одеяло меня спасло. Это была самая первая бомбежка. Затем 6–7 ноября у нас вылетели стекла, и вся коммунальная квартира переселилась на кухню. Это было не только у нас — у очень многих, поскольку это была обстреливаемая сторона, все старались как-то уйти вглубь квартиры.
Когда начались обстрелы, народ побаивался, нагибался, а потом перестали даже нагибаться. Не потому, что осмелели, а потому что сил нагибаться не было.
— Жить в квартире с разбитыми окнами зимой…
— Мы всячески затыкали окна, но это не особенно помогало. На мне была вся одежда, которая оказалась в доме, кончая тулупом: и спал в этом, и жил в этом, потому что очень холодно было. Я думаю, так было у очень многих.
— Помогало ли что-то держаться во время блокады?
— Помогала вера в то, что это кончится. Время от времени проходили слухи, что армия генерала Федюнинского недалеко от города, армия генерала Кулика. И про победы близ Ленинграда, что берут город Мга, например. Это немножко поддерживало, хотя на самом-то деле этого, к сожалению, ничего не было. В целом все-таки ленинградцы были уверены в том, что мы победим Гитлера, и такой уж паники я не видел. Люди молча умирали.
«Трупы просто спускали с поезда»
— Вас эвакуировали из Ленинграда после первой блокадной зимы?
— Да, в Свердловск. Это был конец марта, уже немножко нормы хлеба прибавили, но этого всё равно было абсолютно недостаточно. Мы добрались на Финляндский вокзал, и нам дали тарелку с какой-то едой. Чуть ли не сарделька там была — для Ленинграда фантастика! Но потом мы отъехали от города до места под названием Борисова Грива. Там поезд стоял двое суток, и эти двое суток никто нас не кормил, а люди продолжали умирать. Их трупы просто спускали с поезда.
Потом была «Дорога жизни»: посадили нас в грузовики, накрыли сверху каким-то полотном. Я мальчишка, мне, конечно, любопытно было — открыл и увидел, что там, на берегу, шел бой.
Вот так мы добрались до другой стороны Ладоги, но до Свердловска ехали ровно 20 дней. Бывало так, что поезд стоял в поле по два, а то и по три дня. Это время тоже не кормили ничем, и люди продолжали умирать.
До отправки я маленьким топориком рубил мебель на «буржуйку», и от этого у меня ранка была, а ранки в то время не заживали. Мы были в поезде посреди поля, и мне сказали, что если опухоль пойдет дальше с руки на плечо, то это мой конец. Но я все все-таки вылечился.
— Где вы жили в Свердловске?
— Приехали в гостиницу «Большой Урал», так получилось случайно совершенно, что нас там приютили. В одной части гостиницы жили высокопоставленные люди, которым приносили пищу на подносах, как в ресторане. На минутку представьте себе мое состояние, когда я из Ленинграда в таком виде, а тут приехал и увидел вот такое.
— Сколько вы провели в Свердловске и как пережили оставшуюся войну?
— Как-то пережили. В Свердловске был мой отчим, он за это время завел себе другую жену, будучи уверен, что нас с мамой нет в живых. Тем не менее ему пришлось помогать нам. Я три года не учился, потому что у меня во время блокады началось обострение почечной болезни: болел, по больницам валялся. В Ленинград вернулся уже летом 1945 года.
«Какой-нибудь город выдерживал такое?»
— Такие события не могли не оставить отпечаток на людях. Как изменились вы, как изменились окружающие?
— Я все-таки был в кругу интеллигенции, которая вела себя, очевидно, немножко иначе, может быть, лучше. Я вам говорил, что соседи у нас были Набоковы. Голод все чувствовали, переживали, но какой-то недоброжелательности друг к другу я в это время никак не видел, и такого характера воспоминаний у меня о Ленинграде не осталось. Я жил в Ленинграде в центре города, в интеллигентском районе, между «Пятью углами» и Фонтанкой. Дурного ничего в отношениях между людьми я не видел.
Блокада — одна из самых больших трагедий не только в истории Отечественной войны, но, думаю, и в мировой истории. Я не знаю, какой-нибудь город выдерживал такое? Тогда Чуковский написал великолепные стихи о том, что, когда война кончится, если увидят люди в других краях Земли блокадника, будут ему очень сочувствовать. Но в стране же была война, и трагедии были не только в Ленинграде, поэтому об этом разговора особенно не было.
Во время войны всячески замалчивали эту блокаду, о ней не писали или писали очень мало, а после войны был открыт Музей обороны Ленинграда. В 1949 году его закрыли, и все его экспонаты — 20 тыс. артефактов — выбросили….
Коротко. Цифры и факты
Блокада длилась с 8 сентября 1941 года по 27 января 1944-го, а блокадное кольцо советские войска разорвали 18 января 1943 года.
За блокадные дни в Ленинграде погибло от лишений и голода более 630 тысяч горожан, согласно данным, озвученным на Нюрнбергском процессе. Но на самом деле цифра может увеличиться до полутора миллионов погибших.
Минимальный паек для иждивенцев и детей доходил до 125 грамм хлеба.
Из Ленинграда было эвакуировано около 1,5 млн человек.
В блокаде Ленинграда, помимо немецких и финских подразделений, участвовали также испанские и итальянские. Испания, не принимавшая официального участия в войне с СССР, послала на Восточный фронт так называемую «Голубую дивизию», состоящую из добровольцев. Что касается Италии, то она предоставила свои торпедные катера для проведения операций против советских войск на Ладожском озере. Однако действия итальянских моряков на Ладоге успеха не имели.
Гитлер говорил о Ленинграде: «Мы не заинтересованы в сохранении хотя бы части населения». Он буквально хотел уморить голодом миллионы жителей Северной столицы.
Из дневника немецкого генерал-полковника Гальдера: «Непоколебимо решение фюрера сравнять Москву и Ленинград с землей, чтобы полностью избавиться от населения этих городов, которые в противном случае мы будем кормить в течение зимы. Задачу уничтожения городов должна выполнить авиация. Для этого не следует использовать танки».
В сентябре — ноябре 1941 года 80% немецких авианалетов были нацелены на Ленинград.
Для оповещения жителей города о вражеских налетах на улицах было установлено 1 500 громкоговорителей. Кроме того, сообщения транслировались через радиосеть.
Сигналом тревоги стал звук метронома. Быстрый ритм означал начало воздушной атаки, медленный – отбой. На улицах города появились предупреждающие надписи: «Граждане! При артобстреле эта сторона улицы наиболее опасна». Звук метронома и сохраненная на одном из домов предупреждающая об артобстреле надпись стали символами блокады и стойкости жителей непокоренного нацистами Ленинграда.
За время оккупации на город было обрушено около 107 тысяч бомб, разрушено три тысячи зданий, повреждено семь тысяч. Более тысячи продовольственных предприятий во время бомбежек были выведены из строя.
Жители города на улицах построили оборонительные баррикады протяжностью в 35 км, в зданиях соорудили 22 тысячи огневых точек, ленинградцами было построено более четырех тысяч дотов и дзотов.
В городе возникли проблемы с грызунами. В 1943 в город было завезено четыре вагона котов и кошек, для истребления мышей и крыс. После прорыва блокады завезли ещё пять тысяч котов дымчатого окраса. Считалось, что кошки именно этого окраса являются лучшими крысоловами. В Петербурге есть памятник этим животным в знак благодарности за спасение города от грызунов.
Кроме города, ленинградцы защищали крупную военную группировку советских войск, которая оттягивала силы противника и сдерживала удары по Москве, выход к морю, объекты в военно-промышленного комплекса.
Важную роль сыграла симфония №7 Дмитрия Шостаковича, получившая имя «Ленинградской». 20 июня 1942 года в США вышел номер журнала Time c портретом Шостаковича в пожарной каске на обложке. Газета «Нью-Йорк Таймс» написала: «Вряд ли в истории можно найти пример такой выдержки, которую проявили в течение столь долгого времени ленинградцы. Их подвиг будет вписан в анналы истории как своего рода героический миф. Ленинград воплощает непобедимый дух народа России».
В связи со снятием блокады президент США Франклин Рузвельт отправил ленинградцам телеграмму, в которой, в частности, было написано: «Городу Ленинграду как память его храбрым солдатам и его верным мужчинам, женщинам и детям, которые в условиях изоляции от своего народа захватчиками и несмотря на постоянные бомбардировки и бесчетные страдания от холода, голода и болезней успешно отстояли свой любимый город в критический период с 8 сентября 1941 до 18 января 1943 и, таким образом, продемонстрировали несокрушимый дух народа Союза Советских Социалистических Республик и всех народов мира противостоять силам агрессии».
12 — 30 января 1943 года была проведена операция «Искра» по прорыву блокады Ленинграда с целью восстановить сухопутные коммуникации, связывавшие город со страной. Наступление осуществлялось на Шлиссельбургско-Синявинском выступе, расположенном между городом Мга и Ладожским озером. Для его прорыва советское командование создало две мощные ударные группировки, которые встречными ударами прорвали оборону противника и образовали вдоль берега Ладожского озера коридор шириной 8 — 11 км, восстановив сухопутную связь Ленинграда со страной.
Операция «Искра» явилась переломным моментом в битве за Ленинград. Все южное побережье Ладожского озера было очищено от противника, а инициатива ведения боевых действий на этом направлении перешла к Красной Армии.
Даже после снятия блокады Ленинграда в январе 1944 года продолжалась его осада немецкими и финскими войсками. Лишь проведенные в июне-августе 1944 года Выборгская и Свирско-Петрозаводская наступательные операции советских войск позволили освободить Выборг и Петрозаводск, окончательно отбросив противника от Ленинграда.
В 1965 году Ленинград получил звание города-героя СССР.