Директор по безопасности РФПЛ – об охране, полиграфе, Чикатило и Червиченко. Истории из биографии Александра Мейтина, о которых вы точно не знали

За безопасность в Российской футбольной премьер-лиги отвечает человек с очень интересной судьбой. Александр Мейтин 20 лет отработал в милиции. Он участвовал в мероприятиях по розыску самого известного советского маньяка. Был посредником при грузино-осетинском конфликте. При его участии был создан и запатентован первый российский полиграф. Он, наконец, работал в «Спартаке» времён Романцева и Червиченко. А теперь делает множество вещей для того, чтобы посещение стадиона в России стало максимально безопасным и комфортным для болельщиков. Ему определённо есть, что рассказать.

Ростов-папа, карманники, банда «фантомасов»

— Знаем, что вы 20 лет отработали в милиции. Как оттуда попасть в футбол?

— В 90-е годы, уволившись из милиции, я создал охранно-сыскную корпорацию. Тогда познакомился с Андреем Червиченко. Его бизнес был связан с нефтянкой. Ему требовалась охрана, информация, аналитика. У нас же была сильная команда из бывших сотрудников МВД, органов безопасности и военной разведки. Так как наше сотрудничество развивалось успешно, в 2001 году он предложил перейти на работу в «Спартак».

— Червиченко – персонаж неоднозначный.

— Не хочется обсуждать эту тему. Я благодарен Андрею за то, что попал в футбол. Он затянул меня, как наркотик.

К слову, первый раз с футболом соприкоснулся в три года. Я рос в семье военнослужащего, и моё детство прошло в военных городках. Как-то солдаты играли в футбол, у них укатился мяч. Я побежал за ним, а солдат меня не увидел и по мячу зарядил – мне попало в пах, образовалась грыжа. После этого сделали операцию, но почему-то не на той стороне. Через несколько лет исправили.

Когда папа учился в военной академии в Ленинграде, в мае 1959 года впервые попал на футбол, на матч «Зенит» — «Спартак», на 110-тысячный стадион им. Кирова. Сейчас уже понимаю, что видел игру знаменитых Симоняна, Нетто, Пономарёва. Не могу сказать, что тогда стал болельщиком, но атмосфера стадиона меня захватила.

Уже постарше с пацанами сам гонял в футбол. В моём архиве сохранилось газетное фото тех лет с нашей уличной командой. В это время мы жили в Урюпинске, где дислоцировалась дивизия отца. Туда на «перевоспитание» в военную часть был сослан чемпион Советского Союза, обладатель Кубка страны в составе московского «Торпедо» вратарь Анатолий Глухотко. Мы бегали смотреть на него как на инопланетянина. Но мне хотелось увидеть настоящий футбол. Мечты осуществились в уже Ростове, куда перебрался с семьёй.

— Болели за СКА?

— Тогда весь город переживал за СКА. Не ходить на матчи, не обсуждать их было невозможно. Собирались в парке Горького, на знаменитой «брехаловке», общались обо всём. В шахматы играли. Но главной темой, конечно, был футбол. И не дай бог сказать там плохо о СКА – тут же подзатыльник прилетал.

— Как вы попали в милицию?

– Случайно! Учился на юридическом факультете Ростовского государственного университета. Хотел работать следователем в прокуратуре, даже была договорённость о распределении. Но студентом я… скажем так, учился неплохо, но был разгильдяем. Чего греха таить: бывало, с друзьями по курсу прогуливал лекции, предпочитая вместо них пару кружек пива с раками в одной из ростовских кафешек. Правда, иногда это выходило боком. Меня даже лишили стипендии на три года.

– За что?

– Как-то в студенческом туалете, где мы с однокашниками покуривали на переменах, я довольно громко излагал план, как надуть преподавателя английского и смыться с занятий. Но умыслу не удалось сбыться. К моему ужасу из кабины вышел именно тот, кого я хотел обмануть. В итоге три года я имел хвосты. После этого страшно невзлюбил этот предмет, о чём, правда, сожалею по сей день.

– В прокуратуру тоже из-за этого не взяли?

– (Смеётся.) Расскажу подробнее. К моменту распределения я единственный на курсе оказался с хвостом по одному из предметов. Меня банально топил декан. В те времена предпочтения при распределении отдавались набравшим наибольшее количество баллов. Но даже при отсутствии одной оценки я находился по рейтингу на 22-м месте из 77 выпускников и по праву претендовал на работу в прокуратуре. Был уверен, что моя мечта осуществится. Однако после обличающего выступления одного из членов комиссии меня предложили отправить в СОБЕС — орган, занимавшийся пенсионерами, инвалидами и сиротами. В те времена для парня выпускника юридического факультета университета более унизительного распределения не было.

— И?

— Спас меня заведующий кафедрой криминалистики и криминологии, сказав, что я их лучший студент. На чью-то ехидную реплику – «Может, Мейтин герой»? — тот не моргнув ответил: «Да»! Бурная дискуссия завершилась тем, что представитель МВД предложил мне работу. Милиция или СОБЕС – выбор был очевиден. А хвост я сдал на следующий день на отлично, переместившись в ранжире выпускников на 13-е место. Но это уже не имело никакого значения.

В итоге отработал в следственных подразделениях МВД 20 лет. Если посчитать, сколько я времени провёл в следственных изоляторах на допросах, получится приличный тюремный срок (улыбается). Работать было непросто. Например, у районного следака было по 40 дел в производстве. По многим из них сидели люди. Всё это накладывало огромную ответственность. Да и условия работы были сложными. Компьютеров не было, на происшествие зачастую выезжали на самосвалах или рейсовых автобусах, которые дежурили от предприятий. Документы, которые ложились в дело, приходилось печатать под копирку на пишущей машинке. Тяжеленный «Ундервуд», ещё и один на двоих, был одним из основных орудий следователя. Всё это значительно отличалось от того, что показывали в кино.

– Про Ростов рассказывают много криминальных историй.

– Ну, говорят же «Ростов-папа». Южный город, в котором исторически базировались различные преступные группировки, воры-законники. Было огромное число карманников, особенно из Сухуми. Мы их знали в лицо, они с нами здоровались – потому что поймать их можно было только с поличным.

Да и в целом в Ростове орудовало много известных преступников. Например, братья Толстопятовы. Правда, их я застал ещё студентом, когда стажировался в областной прокуратуре. Я профессионально занимался фотографией, и меня частенько привлекали для участия в следственных действиях.

– Про Толстопятовых нам рассказывал другой житель Ростова с футбольной биографией – Александр Шикунов.

– Это была банда из четырёх человек, лидерами в которой являлись два брата. Их ещё называли «бандой фантомасов» — для маскировки они использовали капроновые чулки, надевая их на голову. Грабили магазины, организации, инкассаторов. Люди были талантливые. Один из братьев отсидел за то, что рисовал деньги. Они сейчас выставлены в ростовском музее криминалистики. Участники банды сами делали оружие: пистолеты, автоматы, боеприпасы к ним и гранаты. Детали к ним заказывали знакомым на вертолётном заводе. Толстопятовы, например, первыми в мире сконструировали и сделали автоматы с откидным стволом.

Я был на месте обыска в их квартире. Фотосъёмку обнаруженного до сих пор храню в своём архиве. Запомнилось, что у них в доме был тайник: на болте висело большое зеркало, за которым располагалась потайная комната.

– Шикунов рассказывал, была сумасшедшая история с их задержанием.

– Да, там был реально киношный сюжет. Они пытались скрыться на автомобиле по одному из проспектов Ростова. За ними на легковой пожарной машине гналась милиция. Шла обоюдная перестрелка. Целый гангстерский фильм!

Горячая точка, обстрелы, землетрясение

— Во время работы в следственных органах с вами наверняка происходило немало интересного.

— Я в том числе побывал и в зоне боевых действий.

– Где?

– В Грузии и Южной Осетии. В начале 90-х меня, старшего следователя Главного следственного управления МВД СССР, и ещё нескольких человек отправили туда в роли посредников между силовыми структурами противоборствующих сторон. Мы искали точки соприкосновения, мирили грузин и осетин. Оказывали помощь в расследовании преступлений. Посредников направляли от каждого главка – уголовного розыска, следствия и других служб. Потом нас меняли. Это был очень сложный военный период. Я пробыл там несколько месяцев. Попал даже в землетрясение.

— Ого. Как ощущения?

— Не очень приятные – когда земля из-под ног уходит. Помню, кровать и предметы стали двигаться по гостиничному номеру. Ночью спали в мешках и палатках на улице. Наше здание не разрушилось, но трещины были.

– А под обстрел попадали?

– Уже на второй день. Мы изначально прибыли в Грузию. Место базирования находилось в гостинице «Интурист» города Гори, неподалёку от домика Сталина. На следующий день на УАЗе поехали в Цхинвал. По дороге нас обстреляли – пришлось вернуться. На следующий день поехали туда же на БТР. По нему тоже пытались стрелять, но солдат из пулемета выпустил ответную очередь. В итоге попытки обстрела прекратились, и мы добрались до места.

Человек с двумя лицами, ковер-самолет

– В Ростове служба была спокойнее?

– Жизнь следователя спокойной не назовёшь. Бывали и курьёзные случаи. Однажды собака покусала. Ночью в одном из прибрежных районов Ростова — Кумженской роще – было совершено разбойное нападение. Я выехал на осмотр места преступления, а вокруг тьма бродячих собак. Набросились, покусали. Потом мне уколы делали. Даже на полгода пить запретили.

— В 1979 году на экраны страны вышел фильм «Место встречи изменить нельзя». Вы хотели быть похожим на Жеглова?

— Знаете, а в его знаменитом споре с Шараповым – по поводу кошелька, засунутого в китель карманнику, – я как раз на стороне последнего. Надо быть чистоплотным, даже с тем, кто нарушил закон. Я этого придерживался всегда. Ни одно моё дело, направленное в суд, не вернулось на дополнительное расследование. А те, с кем я работал, после освобождения зачастую приходили ко мне с просьбой или советом. Если мог, помогал. Считаю большим грехом привлечь невиновного. Поэтому против смертной казни. К сожалению, история знает немало печальных случаев, когда расстреливали невиновных.

— Оружие применяли?

— В отношении людей – нет. Хотя в последние годы работы МВД оружие всегда было со мной. У меня был пистолет Макарова, я даже спал с ним – ставил на предохранитель и клал под подушку. Время распада Советского союза было неспокойным.

– Ваше самое интересное дело за время работы в МВД?

– Их много. Сюжет каждого был по-своему интересен. Расскажу же об одном из своих первых удачных дел. Такие дела всегда остаются в памяти. В 1974 году прошла серия квартирных краж в частном секторе Ростова. Преступник в вечернее или ночное время, когда люди находились у себя во дворах либо спали, через открытые окна проникал в дома и выносил оттуда ценности — ковры, телевизоры, радиоприёмники, часы и драгоценности. Задержать вора по горячим следам не удавалось. Помог случай.

— Какой?

— Ко мне, дежурному следователю, доставили мужчину, задержанного за ограбление молодой женщины. Он оказался членом партии, комсомольским вожаком одной крупной организации, племянником секретаря райкома КПСС. Совершённое объяснял опьянением. Говорил, что девушка ему понравилась, и он просто хотел с ней познакомиться. Допросив задержанного, я принял решение провести у него обыск. Он предстоял без санкции прокурора и у непростых людей. В одном дворе с ним жила партийная тётя. При нулевом результате рисковал получить серьёзные неприятности.

Взяв с собой сотрудника уголовного розыска, выехал на обыск. В тот день в отделе дежурила машина для перевозки мебели. Потом не пожалел, что поехал именно на ней.

– Почему?

– Приехали – а у него в частном доме залежи часов, шкатулок с драгоценностями. Ковров огромное количество, ваз, телевизоров, радиоаппаратуры, одежды и других вещей. По тем временам огромное богатство. В мебельную машину, правда, всё уместилось. Как оказалось, практически всё было украдено. Поднимали одно за другим старые дела. Были раскрыты десятки краж.

Преступника можно было найти и раньше. Многие кражи совершались в ближайших домах, и розыскные собаки, взяв след, приводили к его дому. Оперативники узнав, что там живёт секретарь райкома, ругали пса и, сделав запись в протоколе «Собака потеряла след», заканчивали работу. По этому делу были и отказные материалы со смешными формулировками.

— Какими?

— Один оперативник написал: «Был сильный ветер, и ковёр унесло сквозняком». А свои выводы подкрепил справкой из Гидрометцентра. За плохую раскрываемость сильно ругали.

— Действительно забавно.

— В общем, у парня набралось около 50 эпизодов – все признал. Вот такой был человек с двумя лицами, комсомольский работник.

Маньяк Чикатило, операция «Лесополоса»

– В Ростове и окрестностях в годы вашей службы орудовал самый знаменитый маньяк СССР – Андрей Чикатило. Вы с этим делом работали?

– Им занималась вся милиция города, в том числе и я. Операция называлась «Лесополоса» — Чикатило орудовал в лесных посадках и парках, убивая в основном молодых женщин и детей. Искали человека с четвёртой группой крови – ориентируясь на сперму, оставленную на жертвах. Жителей города практически принуждали сдавать кровь. Невозможно было получить больничный, взять справку в домоуправлении, не сдав анализ крови. Люди с четвёртой группой крови подвергались оперативной разработке. Но как оказалось позже, всё это было зря.

— Почему?

— Потому что в итоге у Чикатило оказалась вторая группа крови. Такие были особенности организма – группы крови и выделений не совпадали. Его даже задерживали в середине его кровавого списка похождений, но потом отпустили – именно из-за этой нестыковки.

Пока мы искали Чикатило, были раскрыты тысячи других преступлений.

Когда его задержали, он замкнулся. С ним работал очень опытный юрист – следователь по особо важным делам Генеральной прокуратуры СССР Иса Костоев. На его счету череда больших дел. Он разговорил Чикатило, а затем доказал его причастность к убийствам.

Я видел Чикатило. Мне он показался психически нездоровым человеком. Не укладывалось в голове, что нормальный человек может совершить такое. Хотя экспертиза признала его вменяемым. И в итоге его расстреляли.

– Среди ваших подследственных встречались неординарные люди?

– Мои контакты отличались многообразием. Бомжи, воры в законе, руководители разных уровней, люди различных профессий, шизофреники… Многие из этих людей были интересны. Вспоминается случай с вором-медвежатником, специалистом по вскрытию сейфов. Он гастролировал по городам Союза, совершая кражи из учреждений. Вход в них не представлял труда. Охрана там была редко. А двери на ночь запирались на замок. Он заходил туда под конец рабочего дня, прятался в туалете. А ночью работал. Украл немало.

Но главное в другом. Большая часть жизни моего клиента прошла в тюрьме. Вор-рецидивист с восьмиклассным образованием, сирота с детства. Мужчина оказался приятным собеседником. В какой-то момент он попросил меня принести ему книги по математике, назвав несколько авторов. «Понимаете, Александр Аркадьевич, я доказал теорему Ферма, но надо кое-что уточнить», — сказал он. Для сведения, доказательство этой теоремы искали многие математики более 300 лет. В 1995 году она была официально доказана американским учёным.

— Ничего себе.

— Я принёс ему книги, а он мне позже передал свои записи и вычисления. Просил показать специалистам. Я передал их в Ростовский университет на физико-математический факультет. Там изучили эти записи и сказали, что их сделал гений. Учёные даже ездили к этому мужчине в тюрьму и подолгу общались с ним. Теорему Ферма он не доказал, но предложил немало других уникальных решений, вплотную приблизившись к её обоснованию. Правда, на срок наказания это не повлияло.

Охранная фирма, полиграф

– Почему ушли из милиции?

– В конце 1991 года на меня вышел мой земляк, один из акционеров компании «Микродин». На их деньги предложил создать и возглавить охранное предприятие. Это была одна из крупнейших структур России, занимавшаяся торговлей электроникой и бытовой техникой. Громадные обороты компании требовали защиты её владельцев. Время было неспокойное.

Скажу откровенно, были сомнения. Дома рассказал обо всём жене. Она попросила подумать получше, прежде чем принимать решение. Работа в государственной структуре приносила какую-то стабильность. Да и пайки давали. Тушёнка, масло, сгущёнка. Но когда я пришёл на очередной раунд переговоров и мне рассказали об условиях сотрудничества, я согласился. К тому же выслуга позволяла уйти в запас. Я честно отработал на государство.

– Что было дальше?

– Собрал команду из бывших силовиков. В то время многие оказались не у дел. Привлекал и действующих сотрудников. Тогда на это закрывали глаза. Им нужно было кормить свои семьи. Моя структура быстро росла. Появились новые клиенты. На заработанные деньги снял большой офис на Волгоградке, оборудовал его современной техникой, системой видеонаблюдения из Германии, обзавёлся секретаршами и помощниками. Ездил на чёрной «Волге» с «козырными» номерами серии МОЛ, которую мои партнёры купили для меня у инкассаторов. Какое-то время даже мигалку на ней использовал. Потом запретили. Ещё в машине был телефон. Его база занимала весь багажник. Самое крутое – он был с прямым номером, не надо было звонить барышне и просить соединить. Тогда можно было и правительственную связь в офис поставить. Предлагали.

– Чем конкретно занималась ваша компания?

– Всем, что было связано с безопасностью. Охраняли объекты. Предоставляли телохранителей, машины сопровождения. Оказывали сыскные услуги. Поставляли образцы гладкоствольного помпового оружия из Германии, средства защиты. Помню, что-то из этого дарили ОМОНу.

У бизнесменов всегда существовала опасность, что нападут, отожмут бизнес, а того хуже покалечат или убьют. Мы включались. У нас были специальные люди для переговоров с бандитами. Иногда чуть до стрельбы не доходило. Но бог миловал.

В числе наших клиентов значились до сегодняшнего дня известные — газета «КоммерсантЪ» и компания «Ренова» Виктора Вексельберга.

— Чем-то отличались от ваших конкурентов?

— В целом все предлагали похожие услуги. Но нам хотелось иметь то, чего не было у других. Например, наша школа охраны готовила женщин-телохранителей, и у нас было собственное подразделение из представителей прекрасного пола. Их подготовка проходила в одном из тренировочных объектов под Москвой. Они прыгали с парашютом, на ходу заскакивали в автомобиль, стреляли, отрабатывали действия по отражению нападения и защите клиента. Среди местных жителей ходили слухи о подготовке элитного подразделения для выполнения специальных заданий. Их фото печатали модные журналы, а телевизионщики прилетали даже из Японии. Было что снимать. Одним из критериев приёма на обучение были внешние данные.

— Что ещё?

— Ещё мы в начале 90-х запатентовали первый российский полиграф, или, как его называли в народе, детектор лжи. В отличие от первых американских он был компьютерным. К нам приезжали известные полиграфисты, а наш специалист по приглашению Американской полиграфической ассоциации выезжал в США. Одну из презентаций сделал в институте полиграфических исследований министерства обороны, на военной базе в Алабаме. Я и мои коллеги стали первыми российскими гражданами, членами Американской полиграфической ассоциации. Даже удостоверение осталось. Уже после нас американцы сделали свой компьютерный электронный полиграф.

Крупные компании, банки, да и частные лица приглашали нас для проведения внутренних расследований с помощью полиграфа. На одном из центральных каналов телевидения в 1995 году прошёл цикл передач-шоу с использованием нашего детектора лжи. Обследования проходили политики, актёры, бизнесмены — Жириновский, Новодворская, Руцкой, Илюмжинов, Хакамада, Хазанов и многие другие.

— Хоть кто-то оказался честным?

— Не все (смеётся).

— Компания процветала?

— Всё было хорошо до 2008 года, когда грянул экономический кризис. Большинство наших клиентов разорились или испытывали трудности и не смогли выполнять свои финансовые обязательства перед нами. Компания, где трудились сотни людей, оказалась на грани краха. Нужно было рассчитаться с людьми и заплатить налоги. Чтобы спасти компанию, пришлось практически за бесценок распродать своё личное имущество. Из кризиса вышли, имея примерно 60 человек персонала.

Червиченко, суперклуб

– Давайте ближе к футболу. Вы ведь стали первым в российском футболе директором по безопасности?

– Да, в 2001 году, когда в регламент был внесён пункт о введении должности помощника руководителя клуба по безопасности. Все клубы обязаны были иметь такого сотрудника. Это была вынужденная мера, вызванная удручающим состоянием безопасности на футбольных стадионах. Червиченко понимал, что для решения стоявших задач мне нужен был определённый статус. Он хотел сделать суперклуб и пытался выстроить правильную вертикаль управления.

Через много лет в Премьер-Лиге нам удалось повысить статус наших сотрудников во всех клубах. Сейчас это заместители генеральных менеджеров или директоры по безопасности. Исходя из круга решаемых ими задач и возложенной ответственности, это было правильное решение.

– Первое дело, которым пришлось заняться?

– Начинать пришлось с создания условий для работы с болельщиками. К моему приходу фан-клуб ютился в 2-комнатной квартире площадью 15 метров в 1-м Коптельском переулке. Мы переместили его в головной в офис на Спартаковской. Выделили им большое помещение, где они могли собираться.

Дальше нужно было выстраивать отношения с милицией. По своим старым связям организовал встречу руководства клуба с министром внутренних дел Борисом Грызловым. Он большой любитель футбола, и это облегчило наш разговор. Мы рассказали о наших проблемах. Заручились его поддержкой. В дальнейшем это позволило напрямую выходить на милицейских руководителей. К нам стали больше прислушиваться, и мы по мере возможности влияли на происходящее. Но не всегда.

— Противостояние фанатов и ОМОНа в 1990-х – отдельная тема.

— В то время государство замкнуло на себя вопросы обеспечения безопасности на стадионах. Проведение матчей больше напоминало войсковые операции с привлечением от 1500 до 5000 сотрудников, часть из которых была экипирована для ведения уличных боёв. Шеренги солдат, стена милиции вокруг периметра поля были обычной картиной для зрителей.

Клубы были бесправны в решении вопросов безопасности и соответственно вкладывать деньги в этот сегмент не спешили. Офицеры по безопасности не обладали серьёзными полномочиями и в больше степени напоминали статистов.

Любые неправомерные, на взгляд силовиков, события на стадионах подавлялись силами ОМОНа. И чего греха таить, зачастую они провоцировались неумелыми и несогласованными действиями самих стражей правопорядка. Особенно этим отличались регионы. Причём в каждом из них были свои правила, отличные от других.

— Например?

— В Ярославле в 2002 году работал один милицейский руководитель. Не буду сейчас называть его фамилию. Я его тогда в интервью назвал Пиночетом. По его указанию болельщиков «Спартака» на игре с «Шинником» с раннего утра держали в клетке в 30-градусную жару и не выпускали даже в туалет или за водой. В перерыве измученные люди попытались выйти из сектора, началась давка и драка. На сектор ворвался ОМОН и жестоко расправился с болельщиками. У нас было 35 потерпевших, на секторе всё было в крови. Людей демонстративно тащили мимо всех трибун и скамеек запасных. Ничего не мог изменить и откомандированный на матч сотрудник столичной милиции. Его просто никто не хотел слушать.

— Чем ещё приходилось заниматься в клубе?

— Наладили охрану на базе в Тарасовке. Установили видеонаблюдение.

— У Романцева были охранники. Вы к ним отношение имели?

— Да, конечно.

— Зачем ему нужна была охрана?

— Время было такое. В 1990-е криминал активно вторгался в футбол. В «Спартаке» убили гендиректора Ларису Нечаеву. Правда, это было ещё до моего прихода в клуб. Тогда же шло активное давление на судей. Непростые времена. Охрана была явно не лишней для Олега Ивановича.

– Внутренние расследования в «Спартаке» тоже проводили?

– Да, это было частью моих обязанностей.

— Участвовали в разборках между Дмитрием Сычёвым и «Спартаком»?

— Отношения межу игроком и клубом обсуждались в юридической плоскости. В мою задачу входило не допустить его перерастание за рамки этих границ. Ведь в ходе затянувшегося конфликта столкнулись интересы агентов и нескольких клубов. 18-летний парень оказался заложником сложившейся ситуации.

— Сычёв, убежав из «Спартака», тогда скрывался в больнице.

— Мы контролировали ситуацию и всегда знали, где он находится и с кем встречается. И его пребывание в больнице для нас не было секретом.

— А бромантан? У вас есть доказательства вины конкретного человека в той истории?

— Лично у меня нет.

– Неужели никого нельзя было поймать за руку?

– Наверное, можно. Но в этой истории много вопросов. А мне никто не поручал разбираться в произошедшем. Я просто знал о существовании ситуации. Думаю, без ведома врачей и тренеров этого случиться не могло.

– Приходилось искать футболистов по казино и клубам?

– Этим специально мы не занимались. Да и игроки имели право на досуг. Правда, сильно разгуляться им было сложно. Спартаковцев многие знали в лицо. Если что-то не так, звонили кому-то из руководителей с просьбой забрать игрока.

— Футболисты слушались?

— Конечно. Они же все на контрактах. Боялись санкций.

– Червиченко обижался на вас за баннеры про него на трибунах «Спартака», которые проносили на стадион? «Чемодан-вокзал-Ростов» и всё такое?

– Не думаю, что это было ему приятно. Конечно, он это видел и обсуждал со мной. К концу пребывания в «Спартаке» у него отношения с фанатами испортились сильно. Было сложно остановить эти процессы.

— Когда вы поняли, что суперклуб Червиченко сделать не удастся?

— Окончательно, когда ушёл Олег Иванович в 2003 году, после победы в Кубке России. Обстановка была нервозная. Незадолго до ухода Романцева был уволен ряд людей, которые были ему комфортны – доктор Васильков, пресс-атташе Львов… Олег Иванович привык быть самостоятельной фигурой. Как и Червиченко. И нашла коса на камень. Лично меня не очень радовало всё, что тогда происходило в «Спартаке». Временами казалось, что выберемся из кризиса. Но во второй половине 2004 года Андрей продал свои акции. Всем, кто пришёл с ним в клуб, пришлось уйти.

— Были истории, связанные со «Спартаком», которые особо запомнились?

— Вспоминается возвращение команды со сборов в Анталии в январе 2004 года. За нами прибыл чартер ТУ-204. Разместившись в самолёте, долго не могли вылететь. Как сообщил командир корабля, по ходу нашего полёта была сильная гроза. В самом аэропорту шёл мелкий дождь, всем хотелось скорее домой. Президент просил поторопить экипаж. Взлёт нам разрешали только после одобрения командира. Наконец он принял решение лететь. В ходе наборы высоты самолёт стало сильно трясти, и он захрустел, как фольга. Вокруг разрывались разряды молний. Как будто стреляли зенитки. По левому борту, где я сидел, пролетел огненный шар, раздался сильный хлопок. Какое-то мгновение самолёт провалился в воздушную яму. Сколько секунд мы падали, сказать не могу, но точно вся жизнь прошла перед глазами.

— Представляем.

— Думал: всё. Потом, когда удалось вырулить, наш главный администратор Саша Хаджи разлил руководству по стакану «Хеннесси». Мы выпили, как стакан воды. Ни в одном глазу. По выходу из самолёта в Москве обнаружили чёрное пятно на стыке фюзеляжа и крыла. Бог миловал нас.

– Между «Спартаком» и РФПЛ прошло четыре года – чем вы занимались?

– Всё время находился в футболе. Сначала ушёл в «Химки» вместе с Червиченко и Шикуновым. Андрей стал вице-президентом и соинвестором клуба. Я — его советником по безопасности. Был собран сильный состав игроков: Андрей Тихонов, Александр Данишевский, Виталий Гришин, Павел Погребняк, Владимир Бесчастных, Роман Березовский, Георгий Ломая. Тренером был приглашён Павел Яковенко. Мы вышли в финал Кубка России, где в упорной борьбе уступили ЦСКА. Однако задача выхода в Премьер-Лигу не была решена. Мы заняли 4-е место, которое тогда было наивысшим в истории клуба.

Потом, в 2006 году, бывший генеральный директор красно-белых Юрий Первак и Александр Шикунов позвали в клуб первого дивизиона «Спартак», переехавший из Челябинска в Нижний Новгород. Это был первый в России и пока последний случай изменения футбольной прописки. Были планы вывести его в Премьер-Лигу. Первак рассчитывал как на свои деньги, так и на деньги, которые должен был выделить губернатор области Шанцев. При этом нам отдавали базу и стадион «Локомотив». Правда, поле на базе поросло сорняком, а на стадионе было просто в ужасном состоянии. Травы на нём практически не было. Зимой там заливали каток. А чтобы оно быстро растаяло, облили соляркой и подожгли. Потом долго пришлось его восстанавливать.

— Колорит.

— Первые два матча проводили на выезде. А в Нижний полетели после победного матча с «Уралом» на собственном самолёте Первака – стареньком Як-40. Не знаю, как мы летели, но перевес в самолёте был огромный. Болтанка жуткая. В какой-то момент капитан вышел и сказал, что топлива до Нижнего Новгорода не хватит. Сильный встречный ветер. Сели в Волгограде, там заправлять поначалу отказывались. Потом заправили за наличные. Добрались в итоге до Нижнего. Нас там с оркестром встречали первые лица города.

Поначалу всё было хорошо, но затем начались финансовые проблемы. Что-то не сложилось у Первака с Шанцевым, область не выделила денег, и проект пришлось свернуть. Платить игрокам и персоналу было нечем.

– Расследования о виллах Шикунова на Ибице видели?

– Чепуха это всё! Если бы что-то было, давно нашли. Есть разные силы, которые качают лодку. Саша всё заработал честно. Он продал акции «Спартака», которые ему принадлежали. Саша не бедный человек. И мог позволить себе купить квартиру на Ибице. Вилл у него там никогда не было.

Диссертация, баннер с Луческу

– Вы писали целую диссертацию о преступлениях и поведении футбольных фанатов. Как это вышло?

– Идея принадлежит моему другу — учёному и писателю Даниилу Корецкому. Без него я вряд ли бы взялся за эту работу. Он видел, что у меня было большое количество материала по этой теме, и предложил изучить причины агрессивного поведения, описать психологию фанатов на трибунах. Я стал анкетировать болельщиков и сотрудников милиции, проанализировал собственный материал, судебную практику и различные публикации. Всё это вылилось в диссертацию — «Криминологическая характеристика преступлений, совершаемых футбольными болельщиками, и их предупреждение». Через год написал по этой теме монографию «Преступления футбольных болельщиков».

– Вы часто общаетесь с болельщиками клубов РФПЛ?

– Стараюсь это делать. Вместе их собрать не всегда получается. Такие встречи планируем заранее. Последний раз встречались в конце марта в Санкт-Петербурге в день матча Россия — Франция. Ребята высказали свои пожелания, мы свои. В частности, предлагалась альтернатива пиротехнике — распыление легко смываемой и безвредной краски Холи. Но для этого нужны изменения в правилах поведения. Будем решать этот вопрос.

Чаще общаюсь в преддверии сложных матчей. Обговариваем с ними возможные сценарии развития событий. Если знаю о готовящихся неправомерных акциях, то прошу не делать. В большинстве случаев это работает. Я тоже по мере возможности стараюсь отвечать на их просьбы. Сейчас стало проще, потому что в каждом клубе есть специалист по работе с болельщиками – как правило, это в прошлом представитель фан-движения, которого люди из этой среды уважают. Он является мостиком между клубом и болельщиками.

Разговариваю не только с фанатами, но и с клубным руководством, с полицией разных городов, особенно если понимаю, что предстоит непростой матч. Это ежедневная работа, которая незаметна.

– Сами определяете, какие баннеры допускать к проносу?

– Да, мы делаем это в лиге, и если там шуточные какие-то послания или рисунки, как правило, допускаем. Представители «Зенита» в прошлом сезоне высказывали мне претензии за баннер болельщиков «Спартака»: те нарисовали плачущего Луческу. Ответил им, что это голос трибун, не стоит обижаться. Аналогичные баннеры разрешаем «Зениту» и другим клубам. Не нужно только переходить грань дозволенного.

Пиротехника, безопасность

– Насколько вы вовлечены в подготовку к ЧМ-2018?

– Состою в межведомственной рабочей группе по проведению тестовых матчей на стадионах чемпионата мира. В рамках РФПЛ провели игры в Екатеринбурге и Ростове-на-Дону. Выявили, что необходимо доделать и улучшить. Стадион ведь как новая квартира. Там дверь провисла, там труба подтекает, там домофон барахлит. При этом делалась поправка на более высокие требования по безопасности для матчей ЧМ-2018.

– Когда фанатов перестанут задерживать на полтора часа после матчей?

– К сожалению, такая проблема ещё существует. Правда, сейчас это единичные случаи. Последнее слово здесь остаётся за полицией. Территория за стадионом находятся в их зоне ответственности, и нам говорят, что выход задерживается из-за неспособности метро всех вместить. Иногда это делается для исключения пересечение болельщиков противоборствующих команд.

— Но есть же какой-то выход? Что можно сделать?

— Есть множество вариантов решения этого вопроса. Над ними мы должны думать вместе с полицией, учитывая специфику каждого матча. Можно закрыть входы в метро и дать возможность всем разойтись. Кто-то в бар пойдёт, кто-то пойдёт пешком на следующую станцию, на автобус, на такси и не будет сидеть на трибуне в мороз или жару. Можно организовать большое количество автобусов и развозить зрителей. А иногда можно выпустить всех сразу.

– На Кубке конфедерации после матча открывали все выходы сразу – никаких проблем не возникало.

– Нельзя сравнивать матчи Кубка конфедерации и, например, встречу «Спартак» — ЦСКА. Там не было противостояния болельщиков, а следовательно угрозы столкновений. Я думаю, было бы по-другому, играй друг с другом Сербия и Албания. И мы в Екатеринбурге на двух матчах «Урала» на новой арене за считаные минуты выпустили всех зрителей. И это при том, что один из них был со «Спартаком», при почти полном стадионе. Здесь мы учитывали хорошие отношения болельщиков двух команд.

– Что удалось сделать за время вашей работы? Чем гордитесь больше всего?

– Основные перемены произошли во время моей работы в лиге. Когда пришёл туда в 2008 году, совместно с президентом и коллегами определили масштаб задач. Начали с повышения требований к стадионам, где играют команды РФПЛ, внесли изменения в стандарт футбольного союза.

В первую очередь оснастили их системами видеонаблюдения, позволяющими отслеживать происходящее в любой точке стадиона, и сделать качественное изображение. Смогли фиксировать нарушителей и затем привлекать их к ответственности. Получили возможность своевременно принимать решение о распределении сил, обеспечивающих порядок, и моментально реагировать на происходящее.

На всех наших стадионах установили системы контроля и управления доступом. Сокращенно – СКУД. Клубы многое теряли без них. Во Владикавказе раньше официально на игру продавалось по 5 тысяч билетов, а на стадионе сидело 25 тысяч зрителей. Пропускали бабушки-билетёры за мелкие деньги либо заходили штурмом в последний момент.

Скажу честно, большинство клубов изначально всё это принимало в штыки. Никто не хотел лишних трат. Деньги, которые выделялись на оснащение, могли быть потрачены на футболистов. Но иногда чем-то следует жертвовать, чтобы двигаться вперёд. Мне наш офицер по безопасности в Краснодаре говорил: «Ну зачем нам это? У меня и отец так на стадион ходил, и я сам в детстве. Зачем нам этот СКУД?» А потом звонил и благодарил: «Сейчас мы можем расслабиться и курить – порядка больше и работы в десять раз меньше».

— Что ещё?

— Нужно было создать нормативную базу, новые правила обеспечения безопасности, разделить ответственность между правоохранителями и организаторами матчей. На смену полиции на стадионы должны были прийти стюарды. Помню, один полицейский чин из МВД, курировавший футбол, говорил мне, что это никогда не произойдёт. Но мы это сделали. И все поняли, что стало гораздо лучше. Этому способствовало решение о проведении чемпионата мира в России.

Теперь клубы сами отвечают за безопасность на стадионе, а полиция обеспечивает безопасность за пределами арены. Контролёры-распорядители и охранники стали основной силой в этом процессе. Появились правила поведения зрителей и административная ответственность за их нарушения, вплоть до запрета посещать спортивные мероприятия. Сейчас таких нарушителей более 400 человек.

Как результат — улучшилась обстановка на стадионах. Стало меньше пиротехники, мата, оскорблений, выбеганий на поле, на 96% уменьшился материальный ущерб. Наши отношения с полицией стали более конструктивными, мы стали эффективнее взаимодействовать.

– Что дальше?

– Система идентификации болельщиков. О ней говорим уже давно. Вопрос о её введении принципиально решён на уровне государства. Сейчас определяются сроки её ввода. Она призвана выявить и не допустить на стадион нарушителей правил поведения. Нужно лишь сделать это максимально комфортно для зрителей. Она не должна создавать дополнительных сложностей при посещении матчей. В идентификации должны быть заинтересованы не только зрители, а они получают массу дополнительных сервисов и возможностей, но и клубы. Помимо решения вопросов безопасности они будут знать своих болельщиков в лицо и использовать это в маркетинговых целях.

Мы уже сейчас готовы к её введению. Все билетные системы и все системы контроля и управления доступом стадионов наших клубов интегрированы с базой РФПЛ.

— Вы знаете, как пиротехнику проносят на трибуны?

— Её не так сложно пронести под одеждой. Сейчас она небольших размеров. Для её выявления необходим очень тщательный и долгий осмотр. Мы на каждом матче что-то изымаем. Но полностью исключить пронос крайне сложно. За использование пиротехники нужно отвечать. Зажёг, идентифицировали, составили протокол и наказали. Дальше смотри футбол по телевизору.

– Вы согласны, что пиротехника смотрится красиво?

– Согласен. Но это опасно. И запрещено государством. Фанаты меня убеждают, что они не идиоты, чтобы угрожать жизням других людей. Но в прошлом сезоне на «Спартаке» заряд из ракетницы отрикошетил человеку за шиворот. Случай нельзя исключать. Ещё раньше на другом матче таким же рикошетом убило сотрудника ОМОНа.

— По чему-то из старой жизни скучаете?

— По друзьям. Кого-то уже нет. Иногда снится, что до сих пор работаю следователем…

— Футбол, где вы сейчас работаете, интереснее, чем служба в милиции?

— Мне он интересен. Но понимаю, что вряд ли реализовал бы себя без моей прошлой работы. Футбол любят все. Никогда и прежде не жаловался на отсутствие общения. Но футбол — это другие возможности. Это как в большой семье. И я получаю огромное удовольствие, трудясь в этой сфере.

Ч