Ко Дню Великой Победы: Счастье “выше неба”. 9 мая 1945 года – в рассказах очевидцев (+видео, фото)

9 Мая – день радости и скорби. Мы скорбим по погибшим, по тем, кто пожертвовал своей жизнью ради нашего благополучия. Мы радуемся Победе, самой великой победе добра над злом, веры в жизнь над фашизмом, добра над «черной чумой». Ведь в тот далекий весенний день произошло то, к чему миллионы людей шли четыре года, неся потери, страдая от горя. И сегодня мы радуемся нашей победе, гордимся тем, что мы  – последователи великих победителей. День Победы… Что скрывают за собой такие привычные на первый взгляд слова? Слишком много… Воспоминания, слезы, запахи, чувство голода, одуванчики на обочинах разбитых дорог, особые песни и ошеломляющее чувство счастья. Счастья «выше неба», как сказал один из очевидцев тех дней… Предлагаем вниманию читателей фрагменты воспоминаний о том, каким был день 9 мая 1945 года в разных судьбах, городах и странах.

9 мая 1945 года ликовали все жители Советского Союза. Голос Левитана, 4 года назад объявивший о начале войны, сообщил о ее триумфальном окончании. Страна праздновала завершение самой страшной и кровопролитной войны в своей истории, унесшей, по последним подсчетам, более 20 миллионов жизней. На территории Европы еще оставались очаги, где враг оказывал сопротивление, многие из советских солдат отправились с западного фронта на Дальний восток, где еще не был разгромлен союзник фашистской Германии — Япония. Из почти двух миллионов освобожденных из плена военнослужащих Красной армии 233 400 человек стали узниками ГУЛАГа по обвинению в сотрудничестве с противником. Страна лежала в руинах, ее ждал тяжелый труд по преодолению послевоенной разрухи…

Из воспоминаний Юрия Левитана:

«Вечером вызвали в Кремль и вручили текст приказа… Радиостудия, откуда велись такие передачи, находилась недалеко от Кремля, за зданием ГУМа. Чтобы попасть туда, предстояло пересечь Красную площадь. Но перед нами — море людское. С помощью милиции и солдат взяли с боем метров пять, а дальше — никак. «Товарищи, — кричу, — пропустите, мы по делу!». А нам отвечают: «Какие там дела! Сейчас по радио Левитан приказ о победе передаст, салют будет. Стойте, как все, слушайте и смотрите!». Ничего себе совет… Но как быть?.. И тут нас осенило: в Кремле ведь тоже есть радиостанция, нужно читать оттуда! Бежим назад, объясняем ситуацию коменданту, и тот дает команду охране не останавливать двух бегущих по кремлевским коридорам людей. Вот и радиостанция. Срываем с пакета сургучные печати, раскрываем текст».

Из воспоминаний В. М. Молотова (министр иностранных дел СССР в 1939-1949, 1953-1956 годах. Один из высших руководителей ВКП и КПСС с 1921 по 1957 гг. – прим.ред):

«9 мая 1945 года я был в Сан-Франциско, выступал по радио в День Победы. Мне предложили восьмого. Я сказал: не могу, мы отмечаем девятого. Они — восьмого, а мы — девятого. Многих тянет отмечать все-таки восьмого, но мы это считаем неправильным. А я думаю, Сталин опасался, как бы нас не надули, не подвели наши союзники. А то еще куда-нибудь затянут, какую-нибудь бяку устроят. Сталин был очень осторожен… Начиная с марта месяца через Алена Даллеса они вели переговоры с немцами, а нас не пускали. Конечно, мы очень большое недоверие оказывали, пока все не будет решено. Подождем. Это было правильно, по-моему. Черчилль же дал указание Монтгомери: берегите оружие немецкое, оно еще может пригодиться против Советского Союза. Боялись, что мы пойдем дальше… 8 мая они меня поздравили. Но праздник у них небольшой был. Как полагается, минута молчания. Но не чувствовалось… Не то, что их не касается, но они настороже в отношении нас, а мы в их отношении еще более…».

По воспоминаниям генерала Сергея Штеменко:

«Ночь на 9 мая мы провели, однако, в тревоге. Выполнят ли… условия капитуляции или отнесутся к ним так же, как относились в прошлом к другим своим международным обязательствам? К утру эти опасения стали рассеиваться: в Генштаб и в Ставку начали поступать доклады о том, что немецкие войска повсеместно складывают оружие и сдаются в плен». Из воспоминаний адмирала флота Н. Г. Кузнецова: «Поздно ночью мне позвонил А. Н. Поскребышев (глава Особого сектора ЦК, секретариата Иосифа Сталина — “Ъ”). Обычно скупой на разговоры даже с друзьями, он сообщил мне, что капитуляция Германии подписана. И горячо поздравил меня. Я тут же продиктовал поздравительную телеграмму военным советам флотов. Хотелось в самых теплых выражениях поделиться радостью с теми, кто все годы войны находился на переднем крае борьбы».

Из воспоминаний военного корреспондента «Правды» Александра Устинова:

«В ночь на 9 мая 1945 г. москвичи не спали… Люди выбегали из домов… радостно поздравляли друг друга с долгожданной победой. Появились знамёна. Народу становилось всё больше и больше, и все двинулись на Красную площадь. Началась стихийная демонстрация. Радостные лица, песни, танцы под гармошку».

Из воспоминаний маршала К.К. Рокоссовского:

«9 мая был подписан акт о полной, безоговорочной капитуляции немецко-фашистских вооруженных сил. Не описать энтузиазма солдат. Не смолкает стрельба. Стреляют из всех видов оружия и наши, и союзники. Палят в воздух, изливая свою радость. Ночью въезжаем в город, где разместился наш штаб. И вдруг улицы озарились ярким светом. Вспыхнули фонари и окна домов. Это было так неожиданно, что я растерялся. Не сразу пришло в сознание, что это же — конец затемнению. Кончена война! И только тогда я оценил значение неумолчной трескотни выстрелов. Пора положить конец этому стихийному салюту. Отдаю распоряжение прекратить стрельбу».

Ал. Гуторович, в 1945 году корреспондент журнала «Огонек»

«Уже пять дней я живу в рейхстаге. Окна моей комнаты выходят на Королевскую площадь. И вот вам она с натуры 2 мая 1945 года. Парка Тиргартен нет, если не считать жалких пней и обуглившихся стволов деревьев. На железном столбе ослепшего фонаря клочья зеленого немецкого мундира. Вся площадь изрыта окопами, траншеями, воронками от бомб, завалена мертвыми деревьями и очень похожа на дровяной склад. Брошенные пушки, окрашенные, как зебры, окружают площадь. Было бы страшно, если бы на их стволах не стояла усмиряющая меловая надпись: “Учтено. Зорин”. Много разбитых автомашин. Трупы с рыжими копнами волос, расплющенные на земле танками, цемент, бетономешалки, узкоколейка, мешки с песком — признаки запоздалых усилий спасти рейхстаг. Война кончена. Как все-таки хороша весна! Соловьи вернулись в мертвый парк Тиргартен и по утрам поют, как у нас в Курске или на Украине. Вот и в Берлин пришла мирная тишина. Сегодня в рейхстаге первый концерт. Ради такого случая Федор Матвеевич Зинченко, комендант рейхстага, надел все свои пять орденов. Электростанция у него своя, стульев в рейхстаге для зрителей хватает, угостить гостей есть чем, так что концерт должен быть удачным. Придет на концерт и майор Соколовский, хоть с повязкой на голове, но придет: хочет повидать земляков, отвести душу за мирным разговором».

Из книги Гостони Петер «Битва за Берлин. В воспоминаниях очевидцев»:

«Московский корреспондент нью-йоркской газеты «Таймс», прибывший 3 мая в Берлин, сообщал: «В слепящих лучах прожекторов в течение всей ночи и до самого утра колонны немецких пленных шагали из центра захваченного Берлина в лагеря для военнопленных на окраинах города. Большинство солдат, которые вчера во второй половине дня по приказу генерала артиллерии Вейдлинга прекратили огонь, из-за пережитых во время артобстрелов и бомбардировок мук производило впечатление полубезумных. Растрепанные, заросшие щетиной и грязные, они выходили с белыми повязками на рукаве из подвалов, бомбоубежищ, подземных станций метро, вылезали из канализационных люков и руин домов. Некоторые швыряли свое оружие с озлобленным, свирепым выражением лица на землю. Другие вели себя более послушно и складывали свое оружие в кучи, как им было приказано. Многие истерично хохотали и никак не могли остановиться, когда шагали в колонне по улицам разрушенного города. Русским пришлось приложить немало усилий, чтобы оказаться достойными этого исторического момента. Сразу бросалась в глаза разница между поверженным врагом и свежевыбритыми победителями в блеске боевых орденов и медалей, в выглаженной форме и начищенных высоких сапогах».

Москва. День Победы. Из книги «Жизнь советского обывателя, описанная им самим» Л.С. Сурковой:

“Восьмого мая продавщица отоварила хлебные карточки одним белым хлебом. Объясняет, что слышала – войне конец. Радист Жора уловил английское сообщение – вроде бы немцы капитулировали.

Мы не верим.

В этот день нас перевели обратно в общежитие – уже тепло, цветут яблони. С новыми соседками, сёстрами в шинелях, Витей и Асей, дочерьми пропавшего без вести генерала, получили комнату, в которой студенты грелись, сжигая на кирпичах бумаги. Потолок почернел от копоти.

Нашли в подвале побелку. Прибиваю к палке свою платяную щетку, она же мочалка, она же теперь кисть. Кончили белить в половине третьего ночи. А в три часа – стук в дверь, словно землетрясение.

– Вставайте, война кончилась!

Все двери открыты, в коридоре толпа. Заводят патефон. Гаснет свет, включаем через батарею. Патефон играет румбу, все танцуют, поют, целуются-обнимаются, смотрят в глаза друг другу – неужто дожили?

Утром Лиля, Нюра, Исаак Каганов собираются на Красную площадь. У меня на девятое билет в Большой, на «Князя Игоря», Паша купила. Надо выйти пораньше, а то не протолкнёшься.

В самом деле, толпа течёт по улице, как река. В неё впадают ручьи из переулков. Все стремятся в центр. Туда же пытаются проехать грузовики с солдатами. Солдаты нагибаются, целуют тех, до кого можно дотянуться. В кузов бросают пачки Беломора, протягивают бутылки.

Описать, что было на Театральной площади, не в моих силах. Такого не было и не будет. Всё, что копилось четыре года – муки, надежды, разочарования, потери – единым духом вырвалось наружу, обняло всех, многократно усиленное. Кажется невозможным, но все друг друга понимали, породнились до близости.

Многие рыдали – потеряли родных, близких. Их утешители тоже плакали. Потери были у всех. В нашей семье пропал без вести двоюродный брат Неех. Семьи маминой племянницы, тёти Розы с мужем, дяди Якова с женой остались в безымянных, неведомых могилах.

Расспрашивали солдат, где воевали, не встречали ли моего отца, сына, брата? Вынимали из кармана чекушки, стаканчики, бутерброды, угощали соседей.

Подъехал Утёсов со своим автобусом, ему аплодировали. Из-за шума ничего не слышно, он уехал на Красную площадь.

Толпа ликовала и плакала.

Где-то сейчас Валя, сидит, небось, в части…

К семи часам я пробралась в театр. Паша уже сидела на месте. Из оркестровой ямы грянули гимны – советский, американский, английский. Звонок – оркестр заиграл увертюру. Зрители кричат, машут руками: – Потом увертюру! Передавайте речь Сталина!

Администратор отмахивается – трансляция только на площади.

Зал наполовину опустел. Соседка вернулась в одном туфле. Оперу исполнили, как никогда, с большим воодушевлением.

На площади остались папиросные коробки, бумажные стаканчики, туфли и шляпы. Домой меня подвезли солдаты.

Открываю дверь, навстречу – Валя! На столе – роскошная ветвь цветущей яблони. Он приехал без увольнительной, влез в окно, на второй этаж!

Будущее туманно. После защиты диплома нет ни жилья, ни постоянной прописки. Неизвестно, когда Валю демобилизуют. Но это всплывёт потом. Сейчас – счастье, война кончилась!

Его демобилизовали после моей защиты. Спросили, откуда ушёл в армию. Он назвал адрес общежития, номер комнаты. И получил в новом паспорте постоянную московскую прописку! Рядом с воинской частью, в лесотехникуме, Вале пообещали работу и комнату. Но вышел закон, что незарегистрированные браки не дают никаких прав. Пришлось идти в ЗАГС. Там очередь непомерная – пришли даже пары, прожившие по 20 лет. Теперь я могу прописаться на Правде. А пока Валя на работе не оформился, он ночует в общежитии, на двух пеленальных столиках, оставшихся от госпиталя”.

Гайдук Ольга Владимировна, 1937 г.р.:

“Мы встретили Победу в эвакуации в Куйбышеве.. 2 мая я вернулась домой и сказала маме, что мы победили. Мама не поверила: «Вечно ты выдумываешь!» Но я сказала, что к нам в школу приходил военный и сказал об этом. А в ночь с 8 на 9 мая мы услышали сообщение по радио. Этого дня уже все ждали, ловили каждое слово. Тут же ночью все высыпали во двор и на улицу. Моя мама и я вместе с ней плакали. Вот это я помню очень хорошо. Потом уже старшая сестра побежала к Большому театру, там они радовались и танцевали весь вечер, но сначала были слезы…”

Четвериков Леонид Геннадьевич, 1963 г. р.:

“Я хорошо помню рассказ одной женщины: «Когда объявили победу, люди из окрестных домов стали все выходить и стекаться как ручейки в центр к Красной площади. В основном это были одни женщины, люди шли, и стоял бабий вой. Рыдали, плакали по своим погибшим мужикам. Это напряжение нервное выливалось в плач, о том, что отмучились мы наконец. Радость, веселье и ликованье наступили в этот же день, но чуть позже. Сначала были слезы, а потом была радость”.

Из воспоминаний Бориса Кагана, ветерана войны, (г. Хайфа, Израиль):

“Моя военная судьба сложилась так, что в День Победы 9 мая 1945 года я оказался в Москве. Как это произошло? На фронт я попал в декабре 1942 года. Всю войну служил в отдельном моторизованном понтонно-мостовом батальоне армейского подчинения.

В марте 1945 года батальон был снят с фронта и передислоцирован в район города Серпухов Московской области. Там формировался понтонно-мостовой полк для участия в будущей войне с Японией.

8 мая меня – сержанта и двух моих товарищей: старшину Николая Графова и старшего сержанта Александра Скоробогатова направили в однодневную служебную командировку в Москву, куда мы и прибыли в тот же день утром. Явившись в воинскую часть, мы получили от ее командира приказание прибыть для выполнения задания через два дня 10 мая к 8.00. На двое суток нам было разрешено увольнение в город и ночевка вне казармы.

Остановились мы на квартире у родных одного из наших однополчан-москвича. Хозяева, куда мы пришли, были очень приветливы, принимали нас радушно, расспрашивали о войне, о нашей службе, угощали. Время шло незаметно. Спать в ночь с 8-го на 9-е мая легли очень поздно, но вскоре проснулись. По радио Юрий Левитан читал акт о полной и безоговорочной капитуляции фашистской Германии. Это знаменательное выступление подняло на ноги весь дом. К нашим хозяевам пришли соседи. Опять был накрыт стол, звучали тосты за нашу Победу, за Красную армию и ее воинов.

Утром 9-го мая мы вышли в город. На улицах и площадях Москвы, в парках и скверах встречали радостных, веселых и счастливых людей. Я и мои товарищи были одеты в армейскую полевую форму. Она не в лучшую сторону отличалась от аккуратной, чистой, как говорится, “с иголочки”, формы военнослужащих столичного гарнизона. По одежде нас, фронтовиков, часто “вычисляли” и останавливали для проверки документов комендантские патрули.

Гуляя по ликующей Москве, мы познакомились с тремя студентками одного из московских вузов. Вместе с ними провели вторую половину дня 9-го мая: в кинотеатре “Ударник” посмотрели только что вышедший документальный фильм о взятии Берлина, в кафе ели мороженое.

Вечером, как и десятки тысяч москвичей и гостей столицы пошли на Красную площадь. Что там тогда творилось! Не просто пересказать. На площади и прилегающих к ней улицах собралось десятки тысяч радостных, поющих и танцующих людей. Играли духовые оркестры, было много знамен и транспарантов.

Пение, танцы продолжались всю ночь. Народ веселился, все громко, почти до крика, говорили, улыбки не сходили с их лиц, поздравляли друг друга с великой Победой. Повышенным вниманием пользовались воины-фронтовики, в том числе и мы. Нас целовали, качали, приглашали танцевать, фотографироваться.

Запомнилось очень красивое зрелище, когда над городом, в ночном московском небе, в пересекающихся лучах мощных прожекторов, зависли два огромных аэростата: один – с государственным флагом СССР, другой – с портретом Сталина. А поздним вечером небо столицы взорвали 30 мощных залпов артиллерийского салюта из 1000 орудий.

Исторический день 9 мая 1945 года я никогда не забуду, прекрасно помню и сегодня, хотя прошло 70 лет. Он был и есть самым счастливым событием в моей жизни, ведь я был участником и очевидцем празднования в Москве первого дня нашей Великой Победы в Великой Отечественной войне”.

Из воспоминаний жителей Твери:

Виталий Андреев. 9 Мая 1945 года, ему было 20 лет. “Мы просто ошалели от этой новости! У меня даже мелькнула мысль: А что же дальше?”

“Много лет прошло, многое забылось, но 9 мая я помню чуть ли не поминутно. Что немцы разгромлены и война скоро закончится, мы, конечно, знали, но чисто теоретически. С середины апреля мы вели непрерывные бои с бежавшими на запад немецкими частями.

8 мая мы весь день помогали пехоте уничтожать немецкую группу, занимавшую оборону на высоте, заросшей лесом. Я тогда командовал батареей самоходок СУ76.

С наступлением темноты немцы стали выбираться из окружения. Пехотинцы нас предупредили, чтобы мы были настороже. И действительно, наши часовые заметили двух пробиравшихся немцев. На команду «стой, руки вверх» они сдались. Это были 16-17-летние пацаны, сильно перепуганные.

Я по рации связался с командованием полка и спросил, что с ними делать. Начальник штаба сказал: «Если это матёрые фашисты с бандитскими мордами, то расстреляйте, а если пацаны, проводите в наш штаб». Мы так и сделали.

На следующее утро, 9 мая, колонна нашего полка двинулась по шоссе к городу Гифлау, почти на границе Австрии и Швейцарии. Во главе колонны двигалась моя батарея. Пехота сопровождала нас криками «вот едет «прощай Родина», «ствол длинный, жизнь короткая» и смеялись. Чувствовалось, что обстановка уже не фронтовая. Оторвавшись от пехоты, мы увидели впереди на шоссе какую-то механизированную колонну. Мы остановились, они тоже. Смотрю в бинокль – вижу танки, бронетранспортёры и грузовики. Странно, вроде у немцев уже не должно быть столько боевой техники. Кто это? На всякий случай я стал осматривать дорогу, чтобы решить, как преодолеть глубокие кюветы и развернуться в боевой порядок. Подъехал командир полка, тоже стал смотреть в бинокль на неопознанную колонну. От неё к нам подъехал джип. Оказалось, это американцы. Мы с ними обнялись и засмеялись, вспомнив, как испугались друг друга.

Они решили связаться со своим командованием, чтобы понять, что делать дальше. И тут один американец заявил: «Война окончилась, немцы капитулировали». Мы просто ошалели от этой новости! У меня даже мелькнула мысль: а что же дальше? В этот момент к нам подъехала вся колонна, и к нам ринулись американцы. Начались объятия, хлопанье по спине, смех и разговоры.

Американцы вытащили свои фляги со спиртным, и мы тоже достали свои запасы. Это веселье не передать. Американцы стали рассматривать наши самоходки, считать царапины от пуль и осколков, фотографировать. Особенно их привлекла моя самоходка, у которой на двери дугой были глубокие вмятины от очереди бронебойных пуль крупнокалиберного пулемета. Американцы залезали внутрь и всё изучали. Завидев у моего водителя раскрытую сумку с инструментами, американец что-то сказал и вылез. Скоро он прибежал и вручил водителю сумку с блестящими никелированными инструментами. Мой водитель был счастлив. Братание длилось несколько часов. За это время командиры наметили нам новые маршруты. Поскольку двигаться после такого праздника было нельзя, нас всех уложили спать до вечера. Вечером мы двинулись в предместье Граца”.

Гайда Лагздынь. 9 Мая 1945 года ей было 15 лет. «Мы знали, что война должна кончиться. Но все случилось совершенно неожиданно»

“С 37 года я живу в Калинине (так Тверь называлась с 1931 по 1990 год – прим.ред), то есть с семи лет, так что я буквально тверская. Вся война прошла через меня. После эвакуации мы вернулись домой и не нашли его. Жить негде, и мороз страшенный… Временно нас поселили у врача, а потом дали комнатуху на улице Новобежецкой (сейчас Шишкова). Нашим новым домом стала 8-метровая вышка. Лично для меня, тогда еще ребенка, война запомнилась голодом. Кроме 300 граммов хлеба у нас ничего не было. С соседями нас разделяла только обоина. Я видела, как выживали и они – мама, девятилетний мальчик Игорь и двое годовалых близняшек Томка и Люська… Питались чем придется… Иногда Игорь, если повезет, подстреливал ворон, их ощипывали, варили и кормили нас. Помню, какое это было невкусное мясо. Горькое. А взрослые говорили, что это всегда так, когда без соли.. Но маленькая Томка, казалось, этого даже не замечала. Даже косточки облизывала. Она вообще очень слабой была. Обычно свернет ножки калачиком и покачивается. Даже никуда уползти не могла… Когда же ворон не было, то хлеб мочили в воде, кормили этих детей и приговаривали – “Мясо, мясо”. Зато нам сейчас ничего не страшно. С тех пор так и не могу куска хлеба выкинуть… Мы знали, что война должна кончиться. Но все случилось совершенно неожиданно. Реакция была сумасшедшей. Все кричали, орали, бегали, стучали друг другу в окна: “Победа, Победа, Победа!!!” После войны чувство голода не проходило ни один год. Спустя два года я уехала учиться в Ленинград, и когда хотелось есть, шла в Мариинский театр. Если бы я не стала писателем, то точно стала бы композитором. Во время войны нередко я просыпалась холодными ночами, голодная, замерзшая, а в голове звучали симфонии.

Дина Макарова. 9 Мая 1945 года ей было 6 лет. «День Победы запомнился солнцем, громкой музыкой, весенней зеленью и непередаваемой эйфорией» – Сама я калининская. Здесь родилась, здесь же меня и мою семью застала война. Покидали город мы в спешке. Мама с папой успели лишь посадить меня и брата на велосипеды и вывести за город. Уже через час папу наш блокпост обратно в город не пустил – вошли немцы. Больше мы ни свои вещи, ни свой дом не видели: прямое попадание уничтожило все. Хорошо, что немцев выгнали достаточно быстро из города, ведь два месяца нам пришлось в лесу жить в землянках. Помню маенькую коптилку и как мы спали на ящике с картошкой. День Победы мы встречали уже в Калинине. Взамен разрушенного дома нам дали квартиру, в угловом доме на бульваре Ногина и проспекте Калинина. До сих пор стоит перед глазами картинка – деревья, кусты, много-много зелени…. День был настолько солнечный, яркий, вокруг гремела музыка, что меня не покидало чувство непередаваемого счастья. По проспекту Калинина тогда все шли и шли праздничные колонны, а мы, ребятня, словно молодые телята, бегали вокруг родных. Воздух был проникнут радостью и эйфорией. Но были и слезы… Буквально накануне Дня Победы мамина сестра получила посылку из Германии от подруг дочери, которая погибла еще в феврале 1945-ого под Кенинсбергом. В посылке были удивительные шерстяные платья, серебряные босоножки и розовый атлас на одеяло. Тетя, потерявшая единственную дочь, ничего себе не оставила. Все вещи раздала знакомым.

Тамара Козлова. 9 Мая 1945 года ей было 10 лет. «Мой День Победы – это распускающаяся мать-и-мачеха и духовой оркестр».

“День Победы я встретила в Калинине, тогда мы жили на проспекте Чайковского, в доме, где находилось управление дорогой Москва-Ленинград. Именно поэтому там всегда были дежурные на первом этаже. 9 Мая в пятом часу утра во двор выскочила тетя Шура, сотрудница управления, и стала кричать: «Люди, вставайте! Кончилась война!» И тут, как по команде, все вскочили с кроватей, стали одеваться, и потом вышли во двор. До этого я и не знала, что в нашем доме столько народу живет! Все плакали, целовались, обнимались… А где-то в 8.30 утра мы с бабушкой пошли на улицу, где уж начали люди собираться на демонстрацию. Так как она была стихийной, то не было ни портретов, ни знамен… Люди, такая черно-серая толпа (оттого что другой одежды не было и все старались одеваться не марко), просто двигались в центр города. А потом была улица Советская, которая тогда представляла собой лишь заборы и груды кирпичей. Но я, как помню, смотрела не на это. Я видела лишь желтые цветочки мать-и-мачехи, которые распустились по краям очень грязной, разбитой дороги и слышала духовой оркестр”.

Галина Ивакина. 9 Мая 1945 года ей было 6 лет. «Победа запомнилась вкусом конфет-подушечек»

“В довоенные и военные годы мы жили на Украине, в Херсонской области. Когда началась война, иногда приходилось выезжать в село, но при появившейся возможности мы вернулись в свой город Каховку. Там мы и встретили День Победы. Хоть мне и было шесть лет, помню все не слишком ярко. Особенно отложилось, как мы, детишки, бежим к очень большому и красивому пароходу. Мы буквально пулей летели встречать своих родных и отцов. Мой папа, Круглов Павел Семенович, воевал в Крыму на Сапун-горе, где проходили страшные бои. Я его очень ждала, но его лицо практически не помнила. Когда он уходил на фронт, я была совсем малышкой. Поэтому узнать его я не могла, тем более что с парохода выходило много солдат, и все в форме. Мама увидела папу первой… Эти первые дни после Победы почему-то запомнились мне вкусом конфет-подушечек. Мы жили рядом с пристанью у Днепра. Во время войны о конфетах мы забыли. А только после войны их стали продавать с теплоходов. Поэтому бегали мы туда часто”.

Виталий Черняев. 9 Мая 1945 года ему было 15 лет. «Все кричали, шумели, солдат на руках качали!»

“Родился я в Кувшиново. Был 11-м, самым младшим ребенком в семье. Когда началась война, я с мамой остался один. Братья и сестра ушли на фронт, а отец в тот момент был в Гулаге. Когда пришла новость, что фашисты капитулировали и Победа за нами, мама начала рыдать. Плакала не за отца, плакала за Победу. Я сразу после этой новости побежал в центр поселка. Помню, холодно было, ветер, и только флаг на райисполкоме развевался. Народу на площади собралось очень много. Все кричали, шумели, солдат на руках качали! Что говорил тогда председатель исполкома, я не помню… Да и многие, думаю, не слышали. Радость была выше неба… А непередаваемое счастье возникало даже от одной мысли: я голодал, испытал страх перед бомбежкой, и теперь этого не будет! Никогда не будет! В поселок вернутся и победители, и заключенные. А значит, и мой отец… Потом, как водится, мать собрала стол, что уж смогла насобирать – картошки да молока. Но вот водки не было…”

Дина Синдеева. 9 Мая 1945 года, ей было 7 лет. В День Победы была одна мысль: «Победа! Значит, папа придет!»

“Начало войны застало нас в Моршанске Тамбовской области. Папу – военного летчика сразу забрали готовить кадры, а потом отправили на фронт. А мы с мамой, 13-летней сестрой и братиком, который только родился, остались одни. Выживали как могли. Мама – прекрасная швея, она перекраивала все вещи, которые у нас только были, и продавала на рынке. На вырученные деньги она покупала кулечек манки и пол-литра молочка. Братику дает три ложечки, а мне – четвертую. До сих помню, как я ждала эту ложечку… Не поверите, всю жизнь люблю манную кашу. Видно, в детстве недоела… В 1942 году, когда начали бомбить Моршанск, нас в эвакуацию отправили в Грузию, город Телави. Там я встретила День Победы. Утром еще все спали, а я вдруг проснулась и слышу по радио, круглой черной тарелке, что Германия капитулировала. И у меня вдруг столько сил появилось! Я вскочила с кровати, вытащила из-под матраса папину рубашку, которую хранила всю войну, и побежала по длинному коридору барака. Бегу, стучу кулаком в каждую дверь, махаю папиной рубашкой и кричу: «Победа!!!» Мысль тогда была одна: «Победа! А значит, папа скоро придет!» Отец вернулся домой в 1946 году”.

Иван Котов. 9 мая 1945 ему было 23 года. “Раненые после 9 мая перестали поступать”

“С 1942 года я был врачом в хирургических отделениях разных госпиталей. За два месяца до победы меня отправили в клинику на усовершенствование (повышение квалификации. – Ред.). Дело было в Перми. 9 мая я как раз находился на дежурстве. Все почему-то ждали, что война закончится именно в этот день, ждали, что именно сегодня объявят по радио. Когда объявили, радость была неимоверная, все восторгались, обнимались, плакали. Трудно выразить эти чувства словами. Но мы никак в этот день не отмечали. Порадовались и вернулись к работе. А после дежурства я вышел на улицу и попал на праздничное шествие. По улицам ходили целые толпы. Раненые после 9 мая перестали поступать, и в июне госпиталь в Перми расформировали. А до 9 мая раненые потоком шли. Донорской крови не хватало. Вот помню, в 1945-м поступило в наш госпиталь пять литров крови, и главный врач распорядился вливать по 50 граммов в качестве стимуляции, и то самым тяжелым. А после 9 мая этот кошмар закончился”.

А вот какой Победу увидели в Новосибирске:

“Утро 9 мая 1945 года, Новосибирск. Весенний освежающий дождь смывает с города пыль, и вот уже он сияет чистотой в лучах солнца на безоблачном небе, дыша молодой зеленью…

Те, кто включили радиоприёмники в шесть часов утра, первыми услышали это слово. Слово, которое ждали четыре долгих года. Четыре года страха и надежды, упорного труда и веры, лютой ненависти и святой любви. Слово «Победа». Акт о безоговорочной капитуляции Германии подписан 9 мая в 0:43 по московскому времени в пригороде Берлина. Войне конец!

Минута-другая на осознание услышанного, и всё — этого уже не остановить. От захлёстывающих эмоций люди выбегают из квартир, стучат в двери к соседям, а дальше — на улицу, на улицу! Радость какая! И этой радостью — непременно поделиться со всеми и с каждым. Незнакомые обнимаются, будто родные, целуются, плачут, но то — слёзы счастья. А уже в восемь утра радио зовёт: «Все на митинг!» Сотни, тысячи горожан, да что там, — буквально весь Новосибирск, — непрерывным потоком стекается на бывшую площадь Эйхе, а ныне площадь Свердлова перед Облисполкомом. Повсюду бумажные флажки, портреты Сталина. С заводов и фабрик едут машины, нагруженные ликующим народом, прибывает народ с левобережья, — со знамёнами и оркестром. Со стороны военного городка раздаются хлопки, — это в небо взмывают праздничные ракеты. А на площади бушует людское море, бурлит взволнованная толпа! Люди, люди — повсюду: в окнах дома «под часами», в окнах больницы, на крышах, и даже сидят на деревьях. Где-то заводят патефон, тут песню запевают. Тех, что в медалях да при погонах, качают и подбрасываю в воздух по многу раз. Но вот гул стихает: на балкон Облисполкома выходит секретарь обкома ВКПб Михаил Кулагин.

«Долгожданное свершилось! Германия разбита!», — говорит он и останавливается. Мощное, могучее «Ура!!!» гремит над площадью, раскатывается по улицам.

А с балкона продолжают звучать, наполняющие души новосибирцев ликованием, слова Кулагина: «Храбро, стойко, мужественно защищали воины-сибиряки нашу прекрасную страну. За её свободу, независимость, за счастливое будущее сибиряки на фронтах Отечественной войны бились с врагом, не щадя своей жизни. Никогда наша мать, Родина, никогда наш народ не забудут своих храбрых сынов, героев отдавших жизнь за отчизну. Слава воинам-сибирякам!»

И ещё много раз звучит над площадью Свердлова громовое «Ура!!!» А над Красным проспектом раздаётся мощный гул четырёх десятков самолётов, что идут парадным строем на высоте 400 метров. В одном из этих самолётов лётчик-инструктор 20-го запасного авиаполка Яков Осадчий, он — в правом от ведущего ведомом Ла-5. Ведёт строй американский бомбардировщик В-25. Далее идёт первая эскадрилья Николая Снопкова, вторая и третья, поднятая из Коченёво. Эскадрильи идут на Як-9 тремя звеньями по четыре самолёта. Дойдя до Северного аэропорта эскадрильи расходятся не сразу. Командир первой, Снопков, объявляет: «Над этим аэродромом сделаем высший пилотаж», и сам выполняет все фигуры: один виток штопора, вывод на 50–100 метров, затем петля, с петли на ранверсман, потом переворот Иммельмана, виражи, бочки и колокол.

Вечереет. Живыми реками растекается по городу народное гуляние, — все нарядные, улыбаются, смеются. Во всех уголках играют оркестры военных, пожарных, заводской самодеятельности. На эстраде в саду Сталина выступают артисты, в кинотеатрах — бесплатные сеансы…

Первые эшелоны с демобилизованными с фронта воинами начнут прибывать в Новосибирск только в июле, но уже сейчас многие знают, что не дождутся своих родных и близких. Вот похоронки на них, — лежат в шкатулках, коробочках, ящичках. Вместе с письмами, фронтовыми «треугольниками». А в этих письмах — бодрые жизнерадостные строки, читая которые, войну можно воспринять как какую-то лёгкую прогулку, без трудностей и опасностей. Ни в одном письме нет ни слова отчаяния и пессимизма: обычные вопросы о здоровье, о буднях. И только между строк — невысказанная тоска по дому и тревога за близких.

«Я от тебя буду ждать только посылку с махоркой, носками и перчатками, да письма, письма и ещё раз письма. Пиши чаще. По крайней мере, раз в 3-4 дня. Чтобы в неделю я два раза получал от тебя весточку», — пишет с фронта солдат по фамилии Ермолаев.

«Милая моя, прими самую искреннюю благодарность за твой маленький скромный платочек, передай благодарность и мамочке за платки. Жанулик, буду хранить твой и мамочкин платки, пока у меня будет сознание. <…> Несколько слов о себе: живу, Жанусик, в землянке, тепло и хорошо, состояние здоровья и настроение, особенно после получения подарка, исключительно хорошее», — перечитывает письмо отца, добровольца Павла Иванова, дочь фронтовика Жанна Лыскова.

В письмах с фронта, написанных в окопах, землянках, блиндажах, руководил завершением строительства театра оперы и балета архитектор Борис Дмитриев. На фронт он ушёл добровольцем, отказавшись от «брони». Он давал подробнейшие указания, рисовал, чертил. В своих письмах он проклинал нацистов и писал, как хочет увидеть то впечатление, которое произведут интерьеры театра на первых зрителей. Но он не увидел, — подорвался на мине в бою за деревню Васильково Калининской области 11 июля 1944 года.

А 12 мая 1945 года впечатление от огромного, великолепного, ослепительного здания просто оглушило и лишило речи первых зрителей. Так напишет в своих воспоминаниях Владилен Липин, — заслуженный врач РФ, служивший начальником отделения окружного военно-клинического госпиталя Минобороны, — а в мае 1945 года мальчишка, которому посчастливилось получить билеты в Оперный на открытие.

«С высоты в три яруса одним взглядом трудно было охватить всё: занавес, ложи, сотни людей, фигуры богов <…> Что пели на сцене — мы почти не слышали, т. к. отвлекались на декорации, музыкантов и костюмы артистов. В антракте опять бегали по этажам. Среди зрителей было много военных. Помню, что удивлялся, глядя на женщин в мехах, не понимал, зачем они их надели, ведь и так жарко. Буфет привлёк запахами фруктов, шоколада и духов, там я впервые увидел ананас», — вспоминает Владилен Липин.

На открытие Оперного 12 мая дают оперу Глинки «Иван Сусанин», и когда хор грянул «Славься», весь зал в едином порыве восторженно встаёт, а заключительные такты песни «Ура! Ура! Ура!» словно вторят громогласным раскатам, что потрясали Новосибирска три дня назад…”.

Григорий Овчаренко, участник Великой Отечественной войны (г. Луганск):

“Знаете, это словами передать нельзя. Это радость, это дружба. Мы были в Германии, когда 9 мая объявили, что Война закончилась, мы солдаты обнимались, кричали, стреляли, делали все, что только можно, такая радость даже… Вот понимает, смерть же была, а теперь я знаю, сто ее не будет. Представляете, какая в это время радость”.

“Люди не шли, а бежали по улице”: как прошло 9 мая 1945 года в Барнауле:

Александр Колосов, 1916 года рождения. В 1960-1975 годы – директор Барнаульского завода транспортного машиностроения:

“…Постоянно находился на заводе, который был переведен на казарменное положение: пересмена проходила один раз в полмесяца. Все годы войны был мастером модельного завода №77 (после войны – Барнаульский завод транспортного машиностроения). К 1945 году завод произвел 10 тысяч дизельных моторов для танка Т-34. 9 мая шел по цеху, услышал по радио сообщение об окончании войны. От парткома поступила команда всем идти на площадь Свободы. Люди ликовали, огромными толпами стекались к площади, на которой уже была установлена трибуна, украшенная огромным портретом И.В. Сталина и знаменами. В годы войны срочно найти соответствующий портрет Сталина не составило труда. Все художники города писали его портреты и неплохо на этом зарабатывали. Площадь Свободы была переполнена людьми. По прилегающим улицам сквозь людскую толпу невозможно было пройти. Это был первый митинг в честь победы”.

Татьяна Воробьева, 1926 года рождения. Москвичка. С 1941 года живет в Барнауле:

“…Утром нас разбудила соседка: “Победа”! Мы погрузили вещи на разваливающуюся тачку и двинулись вверх по Ленинскому проспекту. По проспекту в сторону площади двигалась целая демонстрация. Люди, радостные и возбужденные, ликовали, обнимались, целовались. Жали руки друг другу. Кто-то крикнул нам: “Бросай свою тачку! Идем на площадь!”.

Зоя Казаковцева, 1921 года рождения. Уроженка Барнаула. В годы войны работала в эвакогоспиталях, хирург:

“… О победе узнала дома. Собиралась на дежурство и услышала голос Левитана. Заспешила на работу. На улице все куда-то бежали, город был взбудоражен. В госпитале на первом этаже устроили танцы под патефон: вальс, танго, полька, “тустеп”. Целый день “крутили” Шульженко, Утесова. Мы тоже танцевали и радовались со всеми. Были слезы. Обед был праздничный: суп, мясо, гречка со сливочным маслом, салат из овощей со сметаной, черный хлеб, компот”.

Нина Бикмайкина, 1922 года рождения. Живет в городе Барнауле:

“… В 1941-1946 годы работала управляющим отделом снабжения и сбыта “Многопромсоюза”. Его задача – отправка на фронт продукции, которую производили артели по пошиву армейского обмундирования. 9 мая в 6 часов утра по радио объявили о конце войне. В доме все поднялись и засобирались на работу. Я надела самое нарядное платье – белое, сшитое в артели из парашютной ткани. Я выбежала на улицу. Было удивительно тепло, сухо и много-много солнца! Люди не шли, а бежали по улице, обнимались, целовались с незнакомыми встречными, смеялись и плакали. На работе мы устроили пляску. В этот день мы не работали, от работы уйти боялись”.

Серафима Матенина, 1923 года рождения. С 1930 года живет в Барнауле:

“… В ночь с 8 на 9 мая была моя смена (работала на вагоноремонтном заводе – прим. ред). Утром к нам в цех зашел начальник другой смены, нарядный, в костюме. Мы насторожились: что-то случилось… После окончания смены никто не расходился. Все собрались на митинг, который прошел на территории завода. Первое ощущение после объявления радостного сообщения – переполняющее счастье, счастье, счастье… Война закончилась, мои родители и брат были со мной, живы!”.

Где и как День Победы встретили жители Казани:

Егор Дубровин: участник Великой Отечественной войны:

“Когда объявили победу, там все собрались, бескозырки полетели, обнимались, целовались. Воинские части нам по 100 грамм налили, и смеялись, и плакали, и плясали – всё было. На Дальнем Востоке находился”.

Александра Осипова, труженик тыла:

“В Москве. У нас уже всё общежитие знало, что День Победы. В Москве было очень торжественно, концерты, встречи с военными. Радость была, победа, тяжело было с продуктами и с одеждой, а сейчас уже 70 лет прошло”.

Зинаида Цитова, труженик тыла:

“Когда нас, молоденьких, снова посадили за парту, и вдруг объявили, что кончилась война. Мы выскочили на площадь, там плакали, скакали, обнимались, было очень здорово и волнительно. До сих пор вспоминать спокойно не могу”.

Израиль Сегаль, участник Великой Отечественной войны:

“9-го утром стрельба поднялась, там танкисты были впереди нас. Мы вышли-победа! Стрелять начали. Обидно, что многие наши в последние дни погибли”.

Галимхан Фаттахов, инвалид Великой Отечественнной войны:

“Красноярск. Барак. В репродукторы кричат:победа! Люди выскочили, танцевать начали, петь, музыка была на душе и вокруг. А я в этот момент подросток, которого не взяли на фронт”.

Василий Иванов, участник Великой Отечественной войны:

“Сразу выпили за это дело, за победу. И здорово выпили, молодые были. Под Сталинградом командовал взводом, мне 18 лет было. Под Сталинградом когда первый бой был, я думал – как дожить до вечера. А уже 93 года живу. Моя самая большая награда в жизни – я остался жив!”.

Из работы Натальи Мальгиной «Война глазами солдата, как я ее вижу» — на основе рукописной книги Лазаря Евсеевича Рубинчика «Воспоминания и размышления солдата об отдельных событиях Отечественной войны 1941–1945 годов»:

“Наш батальон продвигается на запад. 7 мая 1945 года располагаемся в лесу возле острова Узедом. Все тихо. Стрельбы больше не слышно. Сразу же начали шуровать по домам в поисках съестного. С одним из бойцов нашей роты заходим в небольшой деревянный домик. Нас молча и настороженно встречают старик и несколько женщин. Мы знаем, куда надо идти, и сразу открываем дверь в кладовку, где обычно хранятся колбасы, вино, иногда мед. И вдруг слышим необычный в данной ситуации крик старика: «Комендант, комендант!» Старик кричит и пытается не пустить нас в кладовку, к продуктам. Вот чудак, идет война, и у нас в руках автоматы. Но в это время заходит комендант (вероятно, он слышал вопли старика) и говорит нам: «Ребята, не берите здесь ничего, идите в расположение своего батальона, война кончилась!» Мы выпили с комендантом шнапс и умчались в свою роту. Там уже знали все, что война окончена.

Дело было днём 8 мая 1945 года. Победа! Войне конец! Все мы были счастливы. Не сговорившись, начали палить в воздух, а потом бросать оружие и боеприпасы в море. Бросали автоматы, пистолеты и даже пулеметы. Ведь твердо верили – закончилась последняя в истории война и больше никогда-никогда не будет войн”.

 

Подготовила Дарья Подчезерцева, ГардИнфо
по материалам СМИ из открытых источников